Хотя, на взгляд Флёр, шрам был хоть и большой, но не уродовал внешности — он выглядел естественно. После долгой и мучительной ссоры с матерью, Флёр выиграла и Апполин была вынуждена смириться, бурча проклятия на головы террористов. Апполин незачем знать, что именно Гарри оставил его.
— Не совсем… — помялся Делвин.
— Что? — Флёр, уже приступив к дегустации чая, посмотрела на отца.
— Ты сама не своя в последнее время! Ты даже не интересовалась праздником! Флёр, милая, разве так можно? — Апполин посмотрела на Флёр, выражая заботу, но это не обмануло младшую Делакур — она понимала, что после того как рассказала матери, что ей понравился Гарри, Апполин в свою очередь понимала её. Но, даже понимая друг друга, люди всегда что–то пытаются друг другу говорить и в чём–то убеждать, что бы реализовать свои чувства, которым наплевать даже на здравый смысл.
— Мам. Хватит об этом.
— Да, да, как скажешь, — кивнула Апполин и принялась за завтрак. После небольшого чаепития, наконец закончившегося, Флёр встала из–за стола и, сказав родителям и сестре, что ей пора начать приводить себя в порядок, ушла, прихватив волшебную палочку и деньги.
Апполин и Делвин переглянулись, посмотрев друг другу в глаза. Первой нарушила молчание Апполин:
— Делвин, это уже ни в какие ворота не лезет. И что ты прикажешь делать!
— О, Апполин, всё, я уверен, разрешится.
— Нет, Делвин, она же даже не открыла подарки! Делвин, дорогой, по–моему, это уже слишком. Флёр слишком увлеклась этим мальчиком. И вообще, кто он?
— Это Гарри Поттер, крестник моего старого знакомого, аврора Блэка, — сообщил отец семейства, крутя серебряную чайную ложку в руках.
— Старого знакомого? Расскажи мне про него, — потребовала Апполин, и Делвин, как и всегда, тут же сдался без боя — спорить с женой было бесполезно.
— Мы познакомились, когда в Англии была гражданская война. Он был аврором, сейчас, насколько мне известно, нет. Он… весьма достойный человек. Из древнего рода, как и его крестник, — месье Делакур положил ложку в чашку, издавшую мелодичный звон.
— Значит, приличный человек?
— Именно.
— Не лги мне! — Апполин грозно взглянула на мужа. Солгать жене было слишком сложно, так что Делвину пришлось говорить правду:
— Ну, смотря с какой стороны посмотреть. Он тот ещё ловелас и балагур. Довольно… необычный мужчина.
— Ловелас? И этот Гарри живёт с ним?
— Да, но…
— Делвин, брось. Я же видела, как легко Гарри поцеловал Флёр, четырнадцатилетние дети так себя не ведут, — Апполин покачала головой.
— Уверен, Гарри приличный юноша! — вспылил Делвин, которого задел намёк на распущенность Поттера.
— Посмотрим, какой он приличный, — Апполин снова вернулась к теме дочери. — Но Флёр меня просто пугает. Она всё время его ждёт, совсем перестала обращать внимания на окружающее.
— Я полагаю, она обращала внимание, но для неё теперь есть вещи важнее, чем цвет свечек на торте или новое платье, — Делвин так же хорошо понимал дочь и не собирался уступать жене в маленьком споре.
— Но с этим надо что–то делать, дорогой. Гарри — он на вид волне ничего… только возраст, но это мелочь, право слово, — женщина встала из–за стола и прошлась взад–вперёд по обеденному залу, меряя паркет своими звонкими каблучками.
Делвин встал из–за стола, но в отличие от жены задвинул стул и, глядя на её хождения, с улыбкой сказал:
— Апполин, по–моему, мы зря волнуемся. Флёр уже взрослая девочка и может сама выйти из сложившейся ситуации.
— Под выйти «из сложившейся ситуации» ты имеешь в виду «замуж»? — Апполин остановилась. Тема была, что называется, «горячей». Никто не хотел её затрагивать, но все всё понимали.
— Нет, пока нет. Просто они совершенно не знают друг друга, так что нам придется, молча отойти и смотреть за развитием событий.
Это не нравилось Апполин, но её муж был прав, так что она, согласно кивнув, покинула зал. Не только именинница должна выглядеть прекрасно.
Лишь сидевшая в углу Габриель, которая невольно слышала разговор, ничего не понимала. Зачем маме и папе всё усложнять? Зачем спорить о любви, ведь она просто есть. Взрослые просто не понимают, насколько это важно.
Неделю спустя.
Хогвартс–экспресс, попыхивая паром, стоял у платформы девять и три четверти. Конечно же, целые толпы школьников стали за четыре года уже привычным видом, но всё равно — все курсы и факультеты смешавшись, вместе с сопровождающими, вещами, клетками с совами и прочей живностью… да и первокурсники — то ещё зрелище. При взгляде на пополнение девяносто четвёртого года так и хочется спросить — «неужели мы тоже были такими?». И если в прошлом году мы едва были старше этих новичков, то почему–то именно в этом году, на четвёртом курсе разница заметна более всего. Дети, просто дети, которые смотрят во все глаза на паровоз, платформу, других учеников… Сириус, мрачно вздохнув, сказал: