После долгих мучений, пошли вниз, отметить это дело, где и обмыли новое прозвище Гермионы. Сама она пыталась протестовать… немного. Но быстро сдалась.
— Бродяга, сколько раз говорить…
— Как хочу, так и называю! К тому же такая традиция! Сохатый, ты что стоишь? — обратился он ко мне.
За нашим разговором мы и не заметили, что стали привлекать совсем ненужное внимание, причём ещё больше чем раньше.
— Эм… Трикс, давай уже скроемся в купе, — сказал я, глядя, что окружающие пялятся на нашу компанию — кто открыто, а кто — делая вид, что именно вагон рядом с нами их заинтересовал более всего на свете.
Гермиона, тяжело вздохнув под взглядами старших мародёров, согласно кивнула.
Сириус и Ремус правильно поняли, что Гермиона моя единственная подруга, по крайней мере была ей до этого лета, а возможно, в будущем и что–то большее… Так что «на гора», устроив мне вечеринку с торжественным принятием в мародёры, прихватили и Гермиону. Или как её теперь называли «Трикс». Это было звучно и гораздо короче чем «Гермиона», так что именовалась она только так. Постепенно начала привыкать, когда мы не на людях, общаться, используя мародёрские прозвища или «позывные».
— Бродяга, Лунатик, тогда мы пошли, — Гермиона кивнула им. Я же, взяв её багаж, понёс следом. Сзади нам махал рукой Сириус, а Ремус ограничился только напутствием:
— Осторожней там, нам новые мародёры не нужны! — от его восклицания на пол платформы Гермиона стала стремительно краснеть. Посмотрев на это, я обернулся и воздал по заслугам:
— И щеночки тоже, так что вы двое… поаккуратней, ладно? — Сириус, слушавший перепалку, рассмеялся лающим смехом, а Ремус кивнул, и с улыбкой ответил:
— Туше, Гарри.
С точки зрения постороннего человека наш разговор совершенно не имел смысла — при чём тут «мародёры»? про каких «щеночков» речь? Вообще абракадабра какая–то. Для того и шифровались.
Гермиона, повернувшись ко мне, сказала рассерженно и тихо:
— Как тактично с его стороны, я в восхищении! На всю платформу…
— Сказал, чтобы мы не вербовали новых мародёров. Да ладно тебе, Гермиона, всё равно никто ничего не понял. Даже если прислушивались. К тому же… он прав, осторожность никогда ещё не была лишней.
Если убрать из фразы контекст, то получался девиз Гермионы, так что возразить ей было нечего. А контекст — не для чужих ушей. После того случая с попойкой мы ведь снова занялись сексом, причём уже почти осмысленно и в спальне, как белые люди… Тогда–то Сириус и начал меня подкалывать, причём, совершенно беззлобно, но часто. «Голубки», «парочка», и так далее и тому подобное. На меня это не действовало, а вот Гермиона заливалась краской, понимая, что её отношения со мной на виду у них. Лунатик, он же профессор Люпин, скромно молчал или даже осаживал Сириуса, зарабатывая благодарные взгляды от Трикс.
Вот такое выдалось безумное–безумное лето с оттенками отношений и даже со знакомством с двумя прекрасными девушками. Флёр… после прошедшего праздника у неё было сложнее о ней не думать, но на моё удивление, Гермиона не питала к Делакур ненависти, что было более чем странно. Вейла была прекрасной девушкой во всех отношениях, но до постели мы так и не дошли, хотя были в опасной близости от того, что бы всё–таки согрешить. Но нет, то ли я не захотел, то ли она испугалась… в общем, нацеловавшись вдосталь и выслушав признания в любви, я покинул радостную француженку. Она обещала, что мы ещё увидимся, но не говорила, как и когда.
Запрыгнув на ступеньку Хогвартс–экспресса и подняв багаж, я подал руку даме, заслужив от Гермионы благодарный взгляд, а после мы отправились под предводительством Гермионы искать свободное купе. Таковое нашлось быстро, буквально первое попавшееся, куда Гермиона и зашла, а я и багаж — следом. Мой был в волшебном сундуке… надо бы и Гермионе такой подарить, у неё день рождения скоро, пятнадцать лет. Не абы что, всё–таки своеобразная дата. После того как мы расселись, послышался свист паровоза. Успели к самому отправлению. В коридоре топали ноги, спешно заходили ученики, в том числе и будущие. Ещё через минуту послышался свист паровоза, и люди забегали быстрее. Потом мы всё–таки поехали. Гермиона, вздохнув, вынула из своего багажа книгу и принялась за чтение, а я, за неимением занятия, разглядывал её. Да, мой взгляд ей надоедал, но надо же что–то делать?