– Я вызову, – Ремус пошёл вперёд, к дороге и уже через несколько минут мы ехали на площадь Гриммо...
Гермиона Джин Грейнджер с утра написала письмо директору Дамблдору, что потребовало от неё найти в себе смелость. Для неё это как написать личное письмо премьер-министру или принцу Уэльскому. Она много думала, сидя в своей комнате, поэтому, была вынуждена признать некоторые вещи, которые открылись ей, после того как она отказалась от аксиомы «Раз Гарри мой друг, то ему нужны мои советы». Гермионе было немного стыдно за то, что они недопонимали друг друга, и за то, что она относилась к Гарри как к младшему по возрасту, по опыту и знаниям. Произошедшее показало ей, что это было эгоизмом с её стороны. Хотя Уизли всё так же нуждался в её опеке, потому как сам был решительно настроен и далее учиться вкривь и вкось. Хотя мозги у него были, но он нарочно не использовал их по назначению, и был рад, что умная Гермиона всё решает за него и наставляет на путь истинный, делая за него домашние задания и давая списывать Эссе.
Гермиона села за стол и начеркала короткое письмо директору, в котором выразила сожаление о том, что они с Гарри недопоняли друг друга и желание встретиться с другом: «Он же живёт в Лондоне, как и я?» – написала она в конце письма, и отправила его со своей совой директору. Сова отсутствовала несколько часов, письмо Гермиона написала, когда светало за окном, а сейчас было десять часов утра. Гермиона удивилась, когда на заднем дворе послышался хлопок аппарации, и прильнула к окну. На заднем дворе дома Грейнджеров она обнаружила <i>самого</i>, одетого в свою нелепую цветастую мантию со звёздочками и полумесяцами. Гермиона, тут же кубарем слетев с лестницы, открыла дверь своему директору, не забыв поприветствовать его:
– Директор?! Доброе утро!
– Доброе утро, мисс Грейнджер, – Дамблдор улыбнулся Гермионе и спросил: – Позволишь старику войти?
– Да, да, конечно, проходите, – сказала, почему-то волнуясь Гермиона и открыла перед директором дверь нараспашку. Дамблдор, улыбнувшись себе в усы, прошёл внутрь, забавно придерживая подол своей мантии. «Судя по её цветастости, Дамблдор в хорошем настроении» – промелькнула мысль в остром аналитическом уме мисс Грейнджер.
Директор вошёл в дом и спросил:
– Мисс Грейнджер, вы написали мне письмо сегодня утром, и просили встречи с Гарри...
– Да, мы... немного недопоняли друг друга. Рон, к сожалению тут же обвинил Гарри во всех грехах и не желает его видеть. Но я полагаю, что мы просто слишком увлеклись учёбой, и не поняли, что для Гарри есть вещи поважнее оценок. – Повесила голову Грейнджер. Директор странно замерцал глазами и сказал столь же загадочно, сколь и непонятно:
– В отношениях с друзьями советуй им делать лишь то, что они способны сделать, и веди их к добру, не нарушая приличий, но не пытайся действовать там, где нет надежды на успех. Не ставь себя в унизительное положение.
Гермиона слушала его прямо таки благоговейно, ведь слова директора идеально охарактеризовали её последние выводы. Но Дамблдор, кажется, веселясь, продолжил: – Не смотри на меня, словно я тут сказал величайшую мудрость, Гермиона. Это сказал задолго до моего рождения Конфуций. Гермиона тут же стушевалась под его взглядом, а директор продолжил, – Но быть по-твоему, дом Блэка защищён фиделиусом и множеством самых мощных чар, просто так его не найти даже величайшим волшебникам. Но можно попасть через камин в моём кабинете. Если хочешь...
– Да, – согласилась Гермиона.
– Тогда, юная леди, приведите себя в порядок, – сказал Дамблдор. Тут только Гермиона заметила, что она стоит в ночнушке на голое тело, и в розовых тапочках. Густо покраснев, она бросилась обратно в свою комнату, а директор обратил свой взгляд на крупного кота, явно приходящегося родственником книзлам.
Пока Дамблдор, наколдовав лучик света, играл с котом, искренне предаваясь забаве, Гермиона оделась в джинсовую одежду, попыталась привести волосы в порядок, и это даже немного помогло упорядочить хаос её каштановых волос, потом взяла деньги, на всякий случай и, закрыв изнутри все двери дома, вышла к директору. Гермиона была снова поражена увиденным – Директор, один из сильнейших в мире магов искренне забавлялся, выпуская из палочки мыльные пузыри, которые с маниакальной настойчивостью ловил Живоглот. Живоглот редко играл. Очень редко.
– Э... – протянула Гермиона.
Директор, заметив, что Грейнджер уже собралась, виновато развёл руками и сказал извиняющимся тоном:
– Пришлось наколдовать вкус валерианы для пузырей. Иначе он не соглашался.
Гермиона, в который раз подумав о сумасшествии директора, прикрыла глаза и страдальчески вздохнула. Дамблдор же искренне веселился, поддерживая имидж «немного чокнутого» волшебника.
Они с Гермионой аппарировали сразу в кабинет директора.
– Итак, мисс Грейнджер, вы подумали, что скажете своему другу? – спросил Дамблдор.
– Да, – уверенно сказала Гермиона.
– Тогда, возьмите эту бумажку, – он дал ей какую-то визитку. Копию той, которую когда то Сириус вручил Гарри.
* Блэк-Хаус, семь утра *
Ремус так и не заснул. Впрочем, кто бы смог – даже мощные звукоизолирующие чары на стенах, замаскированные под магловскую звукоизоляцию не могли скрыть того факта, что Сириус был неутомимым любовником.
Комната Ремуса не отличалась роскошью отделки, но была весьма представительна – множество книг вдоль стен, массивная и красивая мебели из красного дерева, даже, невиданное дело, самшитовый паркет во всём доме. Блэки были состоятельной семьёй.
Подруги, узнав, что их друзья живут в одном доме, переглянулись. Девушка, с которой остался Гарри, была безразлична к этому, положив в такси голову на плечо Поттеру. Они поехали в Блэк-Хаус. Гарри молча, проводил свою спутницу по высокой лестнице наверх, в свою спальню. Девушки с интересом разглядывали убранство дома – смешение стилей и эпох – пол, потолки – викторианской эпохи, монументальные и шикарно отделанные, диван – современный, кожаный, напротив него камин который подошёл бы древнему замку, а не лондонской квартире.
Прочая мебель так же контрастировала друг с другом.
По велению Ремуса дом стал пригоден для того что бы пригласить как маглов, так и магов самых разных, от министра магии и Дамблдора до друзей, и ни перед кем не было бы стыдно. Все магические аксессуары убрали, а портрет Вальпургии Блэк был заколочен намертво и стал частью интерьера стены, словно специфическое украшение.
Все поднялись в свои комнаты, предложив дамам, лучший способ отогреться от ночной прогулки – предложили себя.
Гарри, уже имевший весьма ограниченный опыт, будучи наученный Сириусом, во время их занятий нескольким мелочам, довольно галантно разговорил Джессику, и они глазом моргнуть не успели, как оказались в постели. На этот раз Поттер был не столь скромен, и взял лидерство на себя.
Ремус Люпин и не засыпал, как и Сириус, а вот Гарри после очень бурной ночи, за которую он пять раз порадовал Джессику близостью, заснул вместе с ней. Всё-таки их юные организмы не были предназначены для такого тяжёлого и столь приятного труда, коим был секс. Это тридцатилетний Сириус после пятого раза только дух перевёл да выкурил сигарету, перед тем, как ринуться с новыми силами, под радостное повизгивание своей любовницы.
Ремус Лунатик Люпин на эту ночь превратился в зверя в эмоциональном плане. Раз уж люди, как говорил ему Сириус, приближаются к звериным инстинктам, то, что уж говорить про оборотня – к небывалому удовольствию свой дамы, он был настоящим зверем, которому не нужно было «давать». Он просто «брал» сам, не грубо, но настойчиво и безапелляционно.
Утро все встретили в своих постелях. Сириус первым встал и, подумав, что с него явно на этот день хватит, под взглядом своей любовницы оделся и, чмокнув её, вышел в гостиную. Но дама не желала оставаться одна и скоро присоединилась к нему. Сириус хотел позвать домовика, и пока никто не видит, приказать ему приготовить завтрак, но потерпел фиаско – тут же из-за спины послышался звук шагов. Это была Джоан, его подруга на эту ночь. Сириус, вздохнув про себя, признал, что на этот раз удивить любовницу «своей» готовкой не удастся и, пользуясь тем, что на кухне было только кофе и чай, а все продукты хранились в подвале, грустно заключил: