Тысячи и тысячи плотных белых колонн устремились вверх, образуя на небосводе кружащийся узор, похожий на свод огромного собора.
Затем низы несущихся столбов тумана вырвались из колодцев. Укорачивающиеся колонны, втянутые во вновь образовавшиеся облака, распластались на туманном своде тысячами колец, которые вибрировали, сталкивались друг с другом, отскакивали, снова сталкивались и, наконец, покатились по нижней стороне облачного купола запутанным клубком вращающихся нитей.
Певучая нота зазвучала выше — воздух или газ вытеснялся под огромным давлением из недр земли. Потеряв дар речи в благоговейном трепете, сбившиеся в кучу наблюдатели увидели, как верхушки незримых колонн вспыхнули бледно-голубым коническим пламенем. Почти сразу после этого они услышали глухой звук возгорания.
На протяжении примерно десяти секунд весь облачный свод над громадным ледяным ущельем был увешан тысячами конусов синего пламени. Давление снизу, однако, быстро падало, свистящая нота звучала не так пронзительно, и голубые конусы большими дрожащими скачками опустились к отверстиям колодцев, краснея по мере падения.
На полпути между кроваво-красным льдом и малиновым облачным сводом устремленные вниз конусы красного пламени остановились, зависнув в воздухе и ревя, как десять тысяч доменных печей. Затем с грохочущим эхом бесчисленные багровые языки удлинились, ринулись к колодцам и с последним сотрясшим землю раскатом грома исчезли.
Хотя дневной свет все еще пробивался сквозь высокую серую пелену тумана, отряд, ослепленный последним нисходящим потоком огня, ничего не видел. Ошеломленные и дрожащие, люди поднялись на ноги. Постепенно зрение вернулось. Не говоря ни слова, Андерсон взглянул на свой компас и повел партию дальше. Они были слишком придавлены самим масштабом увиденного, чтобы пытаться это осмыслить. Их гнал вперед один только инстинкт самосохранения.
Они прошли чуть меньше мили, когда подземный гром вновь сотряс лед у них под ногами. Тогда они впервые вспомнили свое ночное бдение на палубе «Эдит» и периодическое свечение далеких облаков, повторявшееся каждые тринадцать с половиной минут.
Для безопасности они снова прижались друг к другу на льду. Скважины вновь поглотили воздух с поверхности, но со значительно меньшей силой. Очевидно, первоначальное возмущение служило топливом для последующих вспышек. И снова пронзительный свист из бесчисленных колодцев возвестил о приближении огней, и голубые конусы опять загорелись под массивной облачной крышей, чтобы после зависнуть в багровом пламени перед последним стремительным погружением во тьму колодцев.
Задолго до того, как путешественники вырвались из ловушки, их настигла ночь. Задыхаясь, они бежали вперед во время каждого перерыва, а бушующее пламя и багровое зарево то и дело освещали ледяное запустение, похожее на замерзший ад. Когда пламя исчезло, и воздух вокруг них превратился в черный колодец, они остановились, затаив дыхание от страха, и быстрые толчки льда сотрясали их мозг, а свирепые вихри вцеплялись в их тела, чтобы швырнуть их в бездонные ямы огня.
Весь облачный свод над громадным ледяным ущельем был увешан тысячами конусов синего пламени
Пятидесятый мрачный фейерверк был не менее ужасным, чем первый. Вихри могли в любой момент подхватить скорченные тела людей и обречь их всех на ужасную смерть. Обычное мужество, закаленное долгой привычкой противостоять банальным опасностям человеческого существования, ничем не могло им помочь. Они не были готовы к этой пытке и могли только с дрожью встречать ее дьявольские повторения.
К рассвету они все еще падали на лед или слепо брели вперед, повинуясь инстинкту. Они понятия не имели, сколько миль преодолели за ночь. Они могли находиться в двух или двадцати милях от сравнительного рая ледяного запустения между ними и кораблем.
Наконец забрезжил свет, температура постепенно повысилась, и нависшая над ними тяжелая пелена начала медленно опускаться. Новый ужас охватил их, когда ледяной туман закружился внизу, окутав отряд непроницаемой серостью. Теперь приходилось шаг за шагом нащупывать путь вперед. Поспешность означала бы смерть в колодцах, которые со сводящей с ума регулярностью продолжали выбрасывать вверх столбы нисходящего пламени. Окоченевшие от холода и одурманенные усталостью, путники все же испытывали чувство благоговения перед таинственной красотой адского сна, когда багровые конусы пламени, сиявшие сквозь туман дымными млечно-красными опалами, на долю секунды зависали над колодцами и падали затем в бездну.