Смотреть на него было неприятно, меня замутило. Как можно до полного самозабвения преклоняться перед тем, что породили руки человека, а не боги или природа? Я вновь отвернулась к паровозу, так и не решив, пугает он меня или завораживает. Железо дышало жаром, не спеша остывать на ночном морозце, белый пар моего дыхания касался шершавой и пористой поверхности и исчезал. Черный дым все еще курился над паровозом, а яркое пламя билось в стеклянном фонаре.
Точно ли человечьи руки сотворили это чудовище? Или, может, его породило божество из огня и железа, такое же огромное и уродливое, что таится в темных глубинах континента, в тайных пещерах?
Я не знала ответа. И, пожалуй, не хотела знать.
Это Рэндалл обсуждал строительство железной дороги, считал затраты, прикидывал выгоду. Это Гленн восторженно смеялся, что дурные селяне будут разбегаться с воплями с пути паровоза, да и горожане по домам попрячутся, не правда ли, замечательная выйдет потеха, господа? Это сандеранцы сыпали терминами, похожими на заклятия, и спорили об условиях своего контракта.
Я чувствовала одно: здесь, рядом с железным монстром, мне не страшно. Впервые за долгое время я не ощущала ледяного дыхания добрых соседей у затылка, впервые их взгляды не сверлили мою спину, не следили за каждым шагом. Впервые за долгие месяцы было им не до смеха над глупой дочерью древнего рода.
Может, план сандеранцев и увенчается успехом. Может, их железное творение окажется сильнее добрых соседей.
Я не вслушивалась в чужие слова, в грубые крики рабочих, разгружавших вагоны. Мелкая угольная пыль носилась в воздухе, оседала на одежду и кожу, забивалась в глаза и горло. Элеанор начала подкашливать, и лорд Вильгельм поспешил увести всех с платформы. Он улыбался так широко, что меж губ поблескивали крупные зубы, а глаза горели, в них полыхал такой же яростный пламень, как и внутри паровоза. Вот только черный дым лорд не выдыхал, черными были его мысли.
– Надеюсь, Ваше высочество, вы довольны тем, что увидели. – Лорд Вильгельм улыбался масляно, перебирая пальцами цепочку часов. Нас снова привели в ратушу, где уже накрыли к ужину. Никто не обмолвился о том, чтобы возвращаться в столицу сегодня – кто ж в преддверии Йоля решит пуститься в путь затемно? Зимние ночи опасны не только морозами.
– Более чем. Я расскажу отцу об успехах вашего проекта.
– Думаю, вам будет интересно, – вкрадчиво произнес Ингимар, не сводя с Рэндалла пристального взгляда… слишком пристального для простолюдина, – что железная дорога могла бы существенно упростить добычу некоторых ископаемых… интересных не только для мирного производства.
Рэндалл выслушал его, не спуская с Ингимара взгляда не менее внимательного, чем тот не отводил от королевича. На мгновение мне почудились скрежет металла и искры над столом. О, я прекрасно помнила, как взгляд старшего королевича мог пронзать, раня не тело, но разум.
– Я понимаю, к чему вы клоните, – готова поклясться богиней, от сахарной улыбки королевича зубы заныли не только у меня, – но я не могу обещать, что мой отец найдет ваше предложение столь же интересным и многообещающим, как и я.
– Вы говорите о невероятно скучных вещах, так что неудивительно, если отец и слушать о них не захочет, – со смешком заметил Гленн, пока служанка снова наполняла его бокал вином. – Лучше скажите, лорд, может ли ваш паровоз… предположим, издавать не этот ужасный грохот и свист, а музыку? И запускать в небо огонь, целый сноп огней! Просто представьте, каким бы необыкновенным было это зрелище! О, я верю, тогда любой бы полюбил вашу железную дорогу! И даже добрые соседи!
Во все глаза я смотрела на младшего королевича, с замиранием сердца запоминая его – настоящего, яркого, живого… избалованного, капризного, глупого. Влюбленный рыцарь, преклоняющийся перед своей невестой, оказался всего лишь маской, пусть и надетой на королевича чарами, помутившими его рассудок.
Жаль было и красивой, сказочной картинки, сошедшей со страниц легенд.
Жаль было и мальчика, так и не успевшего повзрослеть.
Рэндалл тоже постоянно косился на брата, и чем больше он смотрел, тем сильнее хмурился – но не встревоженно, как во время нашего знакомства, нет, а устало. Кажется, и он отвык от настоящего лица Гленна, заменив его в памяти идеальной картинкой. А младший королевич все пил и пил, не зная меры, и шутки его становились все более жестокими и грубыми. Я косилась на Элеанор, следила, как та становится бледнее, как тускнеют ее глаза и тени ложатся на лицо, и когда Гленн в очередной раз расхохотался над своей же вульгарной шуткой, я не вытерпела и, выпрямившись до боли, сказала холодно: