— Пока, до свиданьица!
— Всего лучшего, — весело сказал Сэм вслед толстяку. Он проглотил джин и пригубил пиво.
— Тихо-спокойно всю неделю, — уныло протянула буфетчица.
— А когда же все-таки приходил мистер Сандерсон?
— Вы думаете, во вторник?
— Угу…
— Или, может, в среду, — прибавила женщина задумчиво.
— Угу, угу…
— А вы его знаете, мистера Сандерсона?
— Нет.
— И я тоже, знаю только, что он букмекер, — сердито бросила буфетчица. — Сроду его не видела, да и видеть не желаю. Вы, кажется, хотели что-то сказать?
В этот миг какой-то человек ворвался в бар так стремительно, будто вскочил в вагон отходящего поезда.
— Здрасьте, здрасьте! — крикнул он. — Два двойных шотландских, детка… А ну, живо!
Это был высокий и грузный мужчина в слишком ярком и слишком тесном для него костюме. Красное, заросшее щетиной лицо напоминало переспелую ягоду крыжовника. Пока буфетчица отмеряла ему виски, он повернулся к Сэму:
— А вам что заказать, сэр?
У него был голос и повадки человека, который в любое время дня и ночи не то чтобы совсем пьян, но и не совсем трезв.
— Спасибо, пока ничего. У меня — вот. — Сэм показал на свой стакан.
— Ну, тогда действуйте сами, старик, не стесняйтесь. Когда-нибудь занимались плоскодонками?
Сэм сказал, что не занимался.
— И не ввязывайтесь. Это черт знает что. Теперь вот с конца апреля все накачиваюсь да накачиваюсь… все больше в «Корнуолле». Ну и заведение, чтоб ему провалиться! Вы обо мне слыхали? Капитан План кет.
— Кажется, нет, — сказал Сэм.
— Бросьте, старик! Помните то кино, насчет рыбы, которая лазает по деревьям? Кто к нему говорит вступление? Пэт Планкет — старый шкипер. Так это я и есть! Спросите где хотите, кого хотите — вам все скажут: «Как же, как же, шкипер Планкет — миляга старик». — Он швырнул на стойку десять шиллингов. — Спасибо, детка. Сдачу оставь себе. — И единым духом опорожнил рюмку.
Сэм поглядел на него:
— Да кто же эти «все»? Кто именно скажет: «Шкипер Планкет — миляга старик»?
Планкет торжествующе повернулся к буфетчице:
— Вот вам, пожалуйста! Что я говорил? Конечно, он меня знает. Меня всякий знает. Какое сегодня число?
— Тридцать первое июня, — без колебаний ответил Сэм.
— И со временем тоже зарез, — сказал Планкет. — Мне бы сейчас в Генуе быть — вот где. У меня там восемьдесят ящиков тухлого яичного порошка. Перекупил у одного парня в Барселоне. Парень был под мухой. Я тоже. Куда, к черту, девать тухлый яичный порошок?
— Сделать из него тухлую яичницу — так, наверно, — сказал Сэм задумчиво. — Знаете, что вам нужно? Хорошая реклама, вот что. «КАК?! ВЫ ВСЕ ЕЩЕ ЕДИТЕ ЯИЧНИЦУ БЕЗ ТУХЛИНКИ?!» Что-нибудь в таком роде. Попробуйте обратиться к мистеру Диммоку из агентства «Уоллеби, Диммок, Пейли и Туке». Тукса можете не считать.
— Спасибо за идею, старина. Что скажете насчет половинной доли в заброшенном маяке у португальского берега?
— Готов взять верхнюю половину, — сказал Сэм. — Только как можно дешевле.
— Черкните мне пару слов недельки через две. На адрес Олбенского спортивного клуба — Олд-Комптон-стрит. Знаете этот клуб, старина?
— Нет, старина.
— Пакостная дыра. Как, вы сказали, вас зовут?
— А я не говорил. Но меня зовут Пенти, Сэм Пенти.
— Ну да, ну да. Знавал вашего брата в Найроби.
— У меня нет братьев.
— Значит, это был еще кто-нибудь, — сказал Планкет. — До чего же, однако, тесен наш мир, дьявольски тесен, судите сами! — Он опорожнил вторую рюмку. — Где у вас телефон, детка?
— В коридоре с другой стороны зала. Вам придется выйти и зайти в другую дверь.
— Кто-нибудь знает номер Панамской миссии? Никто? Ну да ладно. — Он двинулся было к двери, но вдруг круто повернулся и поманил к себе Сэма. — Что вы думаете насчет такого дельца, старина? Я имею третью долю в ансамбле электрических гитар — если все будет ладно, он прибывает из Венесуэлы в следующий четверг. И вот позавчера вечером встречаю в «Полперро» одного парня — ну, где-то он уже малость поддал, — и он предлагает мне в обмен на эту третью долю тридцать процентов акций одной компании, которая выпускает сардины в масле. Вы парень гвоздь — так что скажете, а?
— Я не люблю сардины в масле, — сказал Сэм. — Но, говоря по правде, электрические гитары я тоже не люблю. Да, кстати, а что бы вы сказали, если бы у вас перед глазами вертелся карлик в красно-желтом камзоле и штанах в обтяжку?
Планкет не выразил ни малейшего изумления.