Змея выскочила оттуда, и на этот раз оказалась не игрушечной.
На этот раз она была настоящей.
Она стала настоящей лишь на несколько секунд, и Алан так и не узнал, видел ли ее кто-нибудь еще, но Гонт видел; в этом Алан был точно уверен. Она была длинной — гораздо длиннее, чем та змейка из папье-маше, которая выскочила около недели назад, когда он снял крышку с банки на парковочной стоянке у здания муниципалитета после своей долгой и утомительной поездки из Портленда. Ее чешуя горела и переливалась красными и черными алмазными вспышками, как шкура какого-то сказочного ящера.
Когда она ударила в плечо широкого дорожного плаща Лиланда Гонта, ее пасть раскрылась, и Алан прищурился от нестерпимо яркого блеска клыков. Он увидел, как смертоносная треугольная голова откинулась назад, а потом ринулась к шее Гонта. Он видел, как Гонт потянулся к ней и схватил ее, но... прежде чем он успел это сделать, клыки змеи впились в его плоть. И не один, а несколько раз. Треугольная голова сновала вверх и вниз, как челнок швейной машины.
Гонт заорал — от боли, от ярости или от того и другого вместе, Алан не знал, — и выронил саквояж, чтобы ухватить змею обеими руками. Алан увидел свой единственный шанс и подался вперед, пока Гонт отрывал извивающуюся змею от себя, а потом швырнул ее на тротуар себе под ноги. Упав, она снова превратилась в то, чем была раньше, — в обыкновенный дешевый фокус, пятифутовую пружинку, обернутую линялой зеленой картонкой, — трюк, в который мог поистине влюбиться лишь такой парнишка, как Тодд, и который могло по-настоящему оценить лишь такое существо, как Гонт.
Кровь стекала по шее Гонта тонкими струйками из трех пар ранок. Нагибаясь за своим саквояжем, он рассеянно вытер ее одной из своих странных длиннопалых ладоней и... неожиданно застыл. В такой позе, расставив длинные ноги и вытянув вниз руку, он был похож на вырезанную из дерева фигурку Паганеля. Того, за чем он нагнулся, там уже больше не было. Саквояж из кожи гиены с его отвратительными раздувающимися боками теперь стоял на мостовой, между ног Алана. Он взял его, пока мистер Гонт был занят змеей, — сделал это с одному ему присущей быстротой и ловкостью.
Выражение лица Гонта теперь не оставляло никаких сомнений: жуткая смесь злобы, ненависти и дикого изумления исказила его черты. Его верхняя губа задралась в собачьем оскале, обнажив оба ряда острых зубов, выровнявшихся и заострившихся — словно в честь такого момента.
Он вытянул свои руки и прошипел:
— Отдай это мне... Это мое!
Алан не знал, что Лиланд Гонт уверял многих жителей Касл-Рока, начиная с Хью Приста и кончая Слоупи Доддом, что не испытывает ни малейшего интереса к человеческим душам — этим несчастным, сморщенным и бесполезным предметам. Если бы Алан знал, он сейчас рассмеялся бы и ткнул его носом в то, что эта ложь и была главным товаром, которым торговал мистер Гонт. Но что было там, в сумке, он знал — он точно знал, что вопило там, как туго натянутые провода, и вздыхало, как испуганный старик на смертном одре. Это он знал прекрасно.
Губы мистера Гонта раздвинулись в издевательской усмешке. Его страшные руки простерлись ближе к Алану.
— Я предупреждаю тебя, шериф, — не тягайся со мной. Я не тот, с кем тебе стоит тягаться. Я сказал, эта сумка моя!
— Не думаю, мистер Гонт. Я подозреваю, что там, внутри, — краденое. И я думаю, вам лучше...
Все это время Эйс стоял и, раскрыв рот, пялился на неуловимое, но явное превращение Гонта из бизнесмена в чудовище. Его рука на шее у Полли слегка расслабилась, и она увидела в этом свой шанс. Она повернула голову и изо всех сил впилась зубами в запястье Эйса. Эйс, не успев ни о чем подумать, инстинктивно отшвырнул ее в сторону, и Полли растянулась на мостовой. Эйс направил на нее пистолет.
— Сука! — заорал он.
15
— Вот так, — благодарно пробормотал Норрис Риджвик. Ствол его револьвера покоился на одной из стоек мигалки. Теперь он задержал дыхание, закусил нижнюю губу и нажал на спуск. Эйс Меррилл неожиданно рухнул прямо на распростертую на мостовой женщину — это была Полли Чалмерз, и Норрис успел подумать, что ему следовало бы сразу ее узнать. Затылок Эйса был разворочен, и из него полетели какие-то клочья и лоскутки.
Неожиданно Норрис ощутил жуткую слабость.
Но еще он почувствовал себя очень, очень умиротворенным.
16
Алан не обратил внимания на кончину Эйса Меррилла.
Равно как и Лиланд Гонт.
Они стояли лицом к лицу: Гонт — на тротуаре, Алан — возле своего фургона на мостовой, с ужасным раздувающимся саквояжем между ног.