Гонт глубоко вздохнул и закрыл глаза. Какая-то тень промелькнула по его лицу — что-то вроде слабого мерцания. Когда он вновь открыл их, вернулся образ Лиланда Гонта, который одурачил стольких людей в Роке, — элегантный, изысканный мистер Гонт с его очаровательными манерами. Он взглянул вниз, на бумажную змейку, валявшуюся на тротуаре, с отвращением поморщился и ногой отшвырнул ее в канаву. Потом снова взглянул на Алана и протянул вперед одну руку.
— Прошу вас, шериф, давайте не будем спорить. Уже поздно, и я устал. Вы хотите, чтобы я уехал из вашего города, и я тоже хочу уехать. Я уеду... как только вы вернете то, что принадлежит мне, а это действительно мое, уверяю вас.
— Уверяйте, сколько хотите, и будьте прокляты. Я вам не верю, мой милый.
Гонт уставился на Алана с раздражением и плохо скрытой злостью.
— Сумка и ее содержимое принадлежат мне\ Вы что, не признаете свободу торговли, шериф Пэнгборн? Вы что, коммунист? Я торговался за каждую из вещичек в этом саквояже! Я добыл их честно и благородно. Если вы хотите награды, возмещения, комиссионных, плату за находку — назовите это как хотите, — тогда я могу понять и с удовольствием готов заплатить. Но вы должны ясно сознавать, что это вопрос бизнеса, а не...
— Вы обманывали! — закричала Полли. — Вгя обманывали, лгали и теперь сами попались!
Гонт кинул на нее утомленно-болезненный взгляд и снова посмотрел на Алана.
— Ничего подобного, вы же знаете. Я поступал так, как делаю всегда. Я показываю людям то, что мне надо продать, и... предоставляю им решать самим. Поэтому... будьте любезны...
— Думаю, я оставлю это у себя, — небрежно сказал Алан. Легкая улыбка, тонкая и острая, как кусочек ноябрьского льда, тронула его губы. — Назовем это вещественным доказательством, идет?
— Боюсь, вам не удастся это сделать, шериф. — Гонт сошел с тротуара на мостовую. Маленькие красные точки зажглись в его глазах. — Вы можете умереть, но вы не можете присвоить себе мою собственность. Вам не удастся это сделать, если я того не желаю. А я не желаю. — И он стал приближаться к Алану, а красные точки в его глазах загорелись ярче. Подходя, он оставил след своего ботинка в кроваво-красном ошметке мозгов Эйса.
Алан почувствовал, как его живот попытался убраться сам в себя, но не двинулся с места. Вместо этого по подсказке какого-то инстинкта, который он даже не попытался понять, он сложил ладони вместе и поднес их к левой фаре фургона. Он скрестил ладони, изобразил птицу и начал быстро двигать запястьями вверх и вниз.
«Воробьи снова летают, мистер Гонт», — подумал он.
Огромная птица-тень, больше похожая на ястреба, чем на воробья, и неправдоподобно натуральная для нематериальной тени, неожиданно замахала крыльями на фасаде «Самого необходимого». Гонт уголком глаза увидел ее, ринулся к ней, перевел дыхание и отступил.
— Убирайся из города, дружище, — сказал Алан. Он переменил положение рук, и теперь огромная собака-тень — может быть, сенбернара — побежала по фасаду «Шейте сами» в кружке света, отбрасываемого фарами фургона. И где-то неподалеку — может, случайно, а может, нет — залаяла собака. Крупная, судя по голосу.
Гонт обернулся в направлении лая. Теперь он как-то слишком торопился и был явно выведен из равновесия.
— Тебе везет, что я отпускаю тебя просто так, — продолжал Алан. — Но если уж на то пошло, в чем прикажешь тебя обвинять? Кража душ, может, и есть в том кодексе, с которым имеют дело Бригем и Роуз, но я не думаю, что сумею отыскать ее в своем. И все же мой тебе совет — убирайся, пока можешь.
— Отдай мне мою сумку!
Алан округлил глаза и, несмотря на то, что сердце отчаянно колотилось у него в груди, постарался придать своему лицу выражение недоверчивого удивления.
— Ты что, еще не понял? Не врубился до конца? Ты проиграл. Или ты уже забыл, как это бывает?
Долгую секунду Гонт стоял, глядя на Алана, а потом кивнул.
— Я знал, что поступаю правильно, избегая встречи с тобой, — сказал он. Казалось, он говорит сам с собой. — Я хорошо это знал. Ладно, ты победил. — Он начал отворачиваться, и Алан слегка расслабился. — Я уйду...
Он повернулся обратно со скоростью змеи — со скоростью, по сравнению с которой Алан казался медлительным увальнем. Его лицо снова изменилось, человеческие черты полностью исчезли. Теперь это было лицо демона с длинными, глубокими шрамами на щеках и выкаченными глазами, полыхавшими оранжевым огнем.
— НО С ТЕМ, ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ! — взревел он и ринулся к сумке.