Самое незабываемое приключение
Самое незабываемое приключение
Сложно сказать, когда начались самые незабываемые приключения в моей жизни, полные дорожной пыли, клубящейся под копытами почтовых лошадей, шума чужих городов и иностранного говора, но март тысяча восемьсот пятнадцатого года выдался на редкость странным - и дело не в Наполеоне, вступившем в Париж: уж на всяких французов мне всегда было откровенно плевать, пусть даже речь шла о таких шумных событиях, и дело даже не в англо-американской войне. Этот год выдался особенным совсем по другой причине и, наверное, легко догадаться, что в моей истории не обошлось без женщины. И без французов, к моему глубочайшему сожалению, тоже - вечно они суют нос в чужие дела.
Пожалуй, не имеет значения каким чудом меня занесло в одну английскую глубинку, название которой я хочу сохранить втайне - да и имя одной прекрасной женщины порочить совершенно не хочется, пусть она и всадила в меня кинжал, но для меня она все равно осталась самым прекрасным созданием. Для этой истории пусть ее будут звать Дарлин, что означает - любимая.
Уставшая лошадь буквально сама притащила меня (да-да, притащила - ведь я валялся в седле, совершенно обессилев от кошмарной дождливой погоды) - ко входу в шикарное поместье. Всегда питал слабость к зданиям из красных кирпичей с заостренными башенками - в этом есть что-то прекрасное и завораживающее. Тогда мне показалось хорошей идеей подняться по ступенькам к двери.
Дождь, хотя какой там дождь - ливень, усиливался с каждой секундой, и угрожающие тучи закрыли небосвод. Поверьте, меня водичкой не испугать, но тогда с погодой творилось что-то воистину страшное, так что я не постыдился постучать в незнакомый дом. Да только на мой уверенный стук никто не откликнулся.
- Она не хочет открывать,- жуткий акцент резанул слух, и обернувшись, я увидел промокшего до нитки француза.
Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять, стоит ли передо мной француз, англичанин или еще какой другой человек - это врожденное чутье, которое никогда не подводит. Сейчас я уже не помню, как он выглядел, но, кажется, он был крайне мерзок на вид. Хотя это, наверное, говорит моя мужская ревность.
Назовем его Раулем. Не стану сейчас рассказывать всю нашу небольшую перепалку и пару очень некорректных политических, а затем и откровенного расистских шуточек, упомяну лишь, что он рассказал мне, что в доме живет какая-то женщина - она ходит рядом с окном, но, видимо, боится открыть дверь незнакомцам, тем более, в такое довольно беспокойное время. Также, Рауль поведал, что он позорно упустил свою лошадь - она взбрыкнула, как ненормальная от очередного раската грома, и просто выкинула расслабившегося всадника из седла. Тут, конечно, я добавил еще пару шуточек.
Погода становилась все хуже и хуже, так что мы с Раулем даже не решались уйти из-под крыльца. Создавалось ощущение, что стоит нам ступить на мягкую от дождя землю, как нас утянет в какие-то жуткие подземные лабиринты. Когда мы уже совсем отчаялись, дверь отворилась.
На пороге стояла Дарлин - эта женщина была прекраснее всех на свете! О, это божественное белое личико, аристократичный прямой носик и узенький подбородок... А глаза? Такие безумно зеленые, что от одного взгляда на них мне захотелось сойти с ума. Она испуганно посмотрела на двух промокших до нитки мужчин: англичанина и француза - наверное, не каждый день увидишь столь занимательное и в тоже время жалкое зрелище у себя на пороге. Она пригласила нас внутрь, чтобы мы просохли и не простыли. Какой широкой души женщина! Да и смелости ей было не занимать: как ни как, а мы напоминали грязных проходимцев, а не достойных джентльменов.
Следующие пару часов мы просто разговаривали, сидя у камина. Мы с Раулем, словно завороженные любовались прекрасными чертами лица хозяйки поместья, а она говорила быстро, иногда чуть сумбурно и, кажется, самую малость испуганно. Дарлин постоянно кидала взгляды на массивные часы, стоящие над камином - будто гипнотизировала изысканные стрелки, приближающиеся к полуночи.
Только теперь я понимаю, чего она боялась, а тогда... тогда я был глупым восхищенным болваном, да и Рауль ничем не лучше. Странности начались ближе к двенадцати часам ночи, а до этого времени мы просто отдыхали за прекрасной беседой. И хоть я всегда ненавидел французов, Рауль начинал мне нравиться - он оказался совсем неглуп и начитан.
Когда часы почти пробили полночь, заболтавшаяся с нами Дарлин вдруг подскочила и стала взволновано шептать - несмотря на то, что прошло много времени, я помню каждое слово, сорвавшееся с ее губ: "Уходите, умоляю, уходите прямо сейчас! Господи, прошу, не спрашивайте - просто бегите! Как же я могла так заговориться". Мы растерялись - всего секунду назад мы мило болтали о путешествиях и о далекой, непонятной Африке, а тут вдруг хозяйку поместья словно подменили. И так бледная кожа стала напоминать первый, девственно чистый снег, а губы беспомощно задрожали, как у маленького испуганного ребенка.