-- Десять, - ответила Лара.
И слезы опять хлынули. На этот раз от облегчения. Как она сама устала от этой ссоры. Руки мужа обнимали её. Женщине было хорошо и уютно. Никакой Эмме она не позволит разрушить свое счастье. Особенно теперь, когда она наконец-то забеременела. Женщина смотрела на внимательные глаза мужа. Они были и радостные, и усталые. В сердце плеснулась знакомая жалость.
-- Господи, - пронеслась мысль, - опять этот измотанный, усталый взгляд, как несколько лет назад в П-ске, когда Леня был мужем Витки, как здесь, когда они жили вдвоем с Савкой без меня. И в этот раз из-за меня все. Ленечка, родной мой!
Перед её взором проносились сцены, как муж едет с ней разыскивает Якова Петровича, потом Марию Георгиевну, требует от Витки отказа от ребенка, не дает обобрать Ваньке мать, как соглашается, чтобы Дерюгины жили с ними или в его квартире. И ничего не просит взамен. Ему хватало того, что Лара была просто рядом, любила его. Он принимал всех, кто был дорог его жене. А она позволила обиде затопить разум.
-- Я отступила, я всегда отступала сразу, моментально, как это было в браке с Ванькой, я готова была отступить перед Виткой, я никогда не боролась за Леню, он сам всегда выбирал меня. В этот раз я испугалась Эммы, - неслись в голове мысли. - Нет, не отдам. Мой и только мой! И Леня, и Савенок!
Леонид внимательно смотрел на жену, пытаясь понять, о чем она думает. Лариса тоже не отводила глаз. Нет, взгляд мужа был не усталым, он был как у Савки, когда тот после долгого перерыва увидел свою Лалю - обиженный, незаслуженно обиженный. Савка тогда плакал и звал свою Лалю. А ведь Леня тоже зовет. Лариса откинула все сомнения. И сердце женщины рванулось навстречу этому взгляду.
-- Ведь Леня нуждается во мне, в моей поддержке, ласке, в конце концов. Он без меня не выдержит. Он всегда меня поддерживал, ласкал, а я только принимала. Как же я неправа. Так нельзя.
Женщина погладила его лицо.
-- Ленечка, - прошептали её губы - Родной ты мой. У нас все будет хорошо. Поверь мне. А я рожу девочку. Ты хочешь девочку?
-- Я тебя хочу, - жалобно, голосом Савки произнес мужчина. - Прямо сейчас.
-- А это невредно?
-- Это, Ларка, никогда не вредно, особенно с тобой, - он властно потянул к себе женщину. - Как же я соскучился!
Леонид отмечал, как глаза Ларисы теряют зеленоватый оттенок, уходит из них горе. Никакой Эмме больше не удастся подойти к Леониду ближе, чем на пушечный выстрел. Не позволит он этого. И от Ларки надо этого хлыща-учителя отшить. А то прилип какой-то молоденький поэт-хлюпик, то сумку донес под предлогом беременности женщины, то танцевал с ней в школе на Восьмое марта. И та его опекает. И вообще, пусть Ларка уходит с работы. Надо думать о будущем ребенке. Завтра сразу об этом и надо будет сказать. Дома посидит. Чаще на улицу будет выходить, прогулки нужны нашей девочке.
Мужчина почувствовал знакомую волну нежности, что исходила от женщины. Только сегодня была не просто нежность. Лара его жалела, переливала часть силы. Знакомая уверенность вернулась к Леониду, сразу пришли все решения.
-- Ларка, откуда все это у тебя берется? - шептал он. - Я когда с тобой, я ответы на все вопросы знаю.
А Лариса целовала его, прогоняла его накопившуюся усталость... Им было хорошо вдвоем. Они любили друг друга.
Лара и Леонид долго еще не спали в эту ночь, все говорили, говорили, словно за два дня столько произошло событий, что их можно рассказывать вечность.
-- Лень! Ты будешь главврачом? - спросила жена. - Сменишь Генриетту на её вечном посту?
-- Нет, Ларочка. Не буду. Меня зовет в свой диспансер Поздняков. Я уйду к нему. Не буду работать я в этой больнице. Чуть тебя не потерял.
-- Лень! - в голосе Лары слышалась тревога, - а ты, в самом бы деле, мне не отдал Савенка.
Мужчина засмеялся от неожиданности.
-- Ларка, я так надеялся, что ты меня больше Савки любишь. А ты все о нем. О своем ненаглядном Саввушке.
-- Лень, зачем сравнивать? Саввушка, мой малыш, мой сыночек. Он навсегда здесь, - она прижала руку к сердцу.
-- А я? Я кто?
-- Ты? Ты мой муж.
-- А где?
-- Здесь, - Лара прижималась к нему всем телом. - Ты везде во мне. Ты и я одно целое. Во мне живет твоя частичка. Мне было очень больно, когда, я думала, рубить будем. Но мы по отдельности погибнем. Я не смогу жить без тебя. Я это очень хорошо поняла. Даже если ты мне оставишь Савку...
-- Ларка. Не будем рубить. Не будем делить Савку. Господи! Как же я соскучился.
Его руки опять исследовали тело женщины. Только совсем по-другому. Как самую желанную женщину.
-- Лень, а почему ты спросил именно про девочку? Почему ты думаешь, что рожу девочку?
-- Генриетта сказала, что ты носишь девочку. Она не ошибается.
-- А она откуда знает?
-- Как-то определяет.
-- Я не про это. Я про беременность.
-- Ты разве не была у неё на приеме?
-- Нет?
-- А у кого была?
-- У Кончинского.
-- Тот тоже не ошибается. Правда, я его не видел. И еще есть Поздняков. На учет к нему станешь. Он хоть и ушел из женской консультации, но некоторых беременных ведет. Мы с ним договоримся. Он будет следить за нашей девочкой. Ларка! - Леонид хлопнул себя по голове. - Я только сейчас понял, что говорил Поздняков мне на вечере у Генриетты.
-- Что?
-- Присмотрись к жене, посоветовал он. Её взгляд обращен внутрь себя. А я не понял, что это означает.
-- А что означает это?
-- Это знаменитая теория Стаса Позднякова, что беременных можно узнать по взгляду. Женщина ежеминутно, ежесекундно помнит, что в ней другая жизнь, она смотрит как бы внутрь себя. Вот какой я дурак. Стас мне говорит, что жена беременна, а я не понимаю. Хорошо, что Генриетта мне открытым текстом сказала.
-- А откуда она-то узнала?
-- Да она тоже слова Стаса слышала. Умнее меня наша Генриетта.
-- Нет, Ленечка, - засмеялась Лариса, - она просто женщина.
На другой день Савка с утра пораньше пролез быстро в дыру в заборе и важно сообщил бабушкам, что мама больше не плачет, что папа тоже веселый и что ему скоро купят братика или сестричку.
Ч то-то человеческое и в Ваньке.
Лара работала последние дни перед декретным отпуском, когда в школе произошла неприятная история. Молодого учителя русского языка, того самого, что прилипал к Ларе, с точки зрения её мужа Леонида, обвинили в том, что он приставал к одной из старшеклассниц, пытался соблазнить. Вся школа гудела, обсуждая эту новость. Михаил Викторович, светловолосый голубоглазый учитель-романтик, пишущий стихи, испугался и не пришел на работу. Это его обвинили в том, что с его стороны была попытка склонить к сожительству Евстигнееву Светлану, ученицу десятого класса, вполне созревшую девицу.
Лара, услышав эту историю, насмешливо фыркнула, и во всеуслышание заявила в учительской, что скорее Светка пыталась изнасиловать молодого неопытного учителя, а он сопротивлялся, вот она со злости и стала сплетничать.
-- Да эта Светка воду, огонь и медные трубы прошла, - поддержала Лару учительница географии Алла Богдановна, которую все именовали просто Алка за веселый бесшабашный характер.
Классная руководительница Светки, учительница английского языка, Людмила Петровна, молоденькая девушка, с веселым характером и кинематографической внешностью, первый год работала в Кочетовке. Когда она шла по улице, мужчины оборачивались ей вслед, ахали, причмокивали. Молодой учительнице подсунули стервозный класс, который никто не хотел брать. До неё классным руководителем был как раз Михаил Викторович, но он не выдержал свободного нрава раскрепощенных десятиклассниц, сдался, и класс отдали посреди учебного года Людмиле. Она как-то управлялась с ними, сумела найти общий язык, но после февральского вечера встречи Людмила Петровна была какой-то усталой, бледной, она не придала особого значения сплетням про Свету и Михаила Викторовича. Поговорят, позлословят и бросят. У учительницы возникли свои проблемы, и она плохо себя чувствовала. Поэтому, когда её спросили, что она думает по этому поводу, Люда ответила: