b) Далее, всякий смысл есть смысл чего-нибудь. Если существует только смысл вещи, а самой вещи, отличной от ее смысла, не существует, то, очевидно, наш смысл не будет смыслом чего-нибудь, т. е. он будет лишен своей основной функции осмысливания, т. е. он перестанет быть смыслом вообще. Итак, смысл веши отличен от самой вещи и невыводим из нее.
4. a) Однако самый основной аргумент по этому вопросу заключается в другом. — Допустим, что есть смысл, а вещи (которая бы глубочайшим образом отличалась от смысла) не существует. Если нет вещи, противостоящей смыслу вещи, то нет никакого инобытия для смысла. Но это значит, что смысл ровно ни от чего не отличается. Однако то, что ни от чего не отличается, то не обладает ровно никакими признаками, ни существенным, ни несущественным. А то, что не обладает никакими признаками, то не обладает и признаками бытия, т. е. его просто нет. Следовательно, если существует только один смысл и нет никаких вещей, то это значит, что вовсе не существует никакого смысла. Тогда нельзя сказать: «Эта лампа издает свет», потому что слова «эта», «лампа», «издает», «свет» возможны только потому, что они обладают каким-то смыслом.
b) На это нельзя возражать так, что смысл хотя и не отличается ни от чего внешнего (ибо ничего вообще нет помимо смысла), но различается внутри самого себя, и этим вполне охраняется в нем наличие признаков, качеств, свойств и проч., необходимых для всякой осмысленности. Спросим: по какому принципу происходят всякие различия и противопоставления внутри самого смысла? По тому ли, что тут смысл противопоставляется чему-нибудь не-смысловому, т. е. речь идет именно о смысле как таковом, или по какому-нибудь другому принципу? Пусть в сорванной фиалке я отличил стебелек от цветка, а видимую форму всего этого растения — от его запаха.
На основании чего произошло это противопоставление? Ясно, что мне надо было знать, что такое стебель и что такое листья, что такое цвет и что такое запах. Но есть ли это противопоставление смысла или смыслов? Конечно, нет. Это есть противопоставление вещей, хотя вещи эти и обладают каким-то смыслом.
Можно, правда, сказать, что мы тут противопоставили один смысл другому смыслу. Однако речь идет у нас не о каких-то смыслах, но о смысле вообще, о смысле как таковом. А этот смысл совершенно везде одинаков, и в стебле, и в корне, и в листьях, и в цветовых и обонятельных свойствах растения. Нельзя сказать, что в стебле растения один смысл, а в его корне — другой или что в стебле — больше смысла, а в корне — его меньше. Как бы ни различались между собою эти «смыслы» по своему «качеству» или «количеству», всему этому противостоит некий общий смысл растения как таковой, подобно тому как если есть много цветков, то это значит, что есть цветок вообще, и подобно тому как в данном цветке его «цветковость» одинаково разлита по всем его отдельным частям.
Тем более мы получаем право говорить о смысле вообще, когда мы берем все бытие как целое и весь смысл всего, что только было, есть и будет, и всего действительного, возможного и необходимого. Ведь при таком общем понимании смысла становится уже совершенно ясным, что смысл присутствует везде совершенно одинаково и что различие родов или степеней смысла не только не мешает такой всеобщей одинаковости, но, наоборот, самым категорическим образом его требует. Смысл обязательно везде одинаков; и если он фактически не одинаков, то это и значит, что сначала он везде абсолютно одинаков, т. е. сначала смысл есть просто смысл, просто он сам, а уже потом он — везде разный.
c) Но тогда и оправдывается вышеприведенная апория. Чем бы смысл ни был и каким бы он ни был, но смысл как смысл обязательно требует для себя, для своего существования, для своей реальности, того, что не есть смысл, требует инобытия смысла, того, от чего бы он отличался. Если это инобытие есть, есть и смысл; и тогда он может принимать разные виды, формы и степени, варьируясь до бесконечности. Если этого инобытия смысла нет, тогда он ни от чего не отличается, т. е. не обладает никакими признаками, т. е. не обладает признаками смысла, т. е. не есть смысл, т. е. не существует и никаких его видов, форм и степеней т. е. в растении неотличимы корень от ствола, ствол от листьев, лист от цветка и т. д. и т. д.
d) Но инобытие смысла есть вещь. Следовательно, если нет вещей как чего-то абсолютно отличного от их смысла, то не существует и никакого их смысла, т. е. не существует и никакого раздельного познания, мышления, наименования и общения. Пусть хотя бы в малейшей, в бесконечно малой доле мы определяем вещь так, что она есть момент ее смысла или его проявление, категория, качество, свойство и т. д. Это значит, что нет и самого ее смысла. Смысл вещи существует только тогда, когда существует и самая эта вещь, и притом только тогда, когда эта вещь, взятая сама по себе, не имеет ровно ничего от своего собственного смысла, когда она абсолютно вне и своего собственного, и всякого иного смысла, когда она абсолютно вне-смысленна, когда она абсолютно бессмысленна. Что каждая вещь как-то осмыслена и что она обязательно имеет какое-то отношение к тому или иному смыслу, это значит все и это выдвинуто на первый план и у нас, поскольку мы утвердили выше, что вещь, не имеющая никакого смысла, вообще даже не есть вещь. Но вот что вещь есть нечто абсолютно вне-смысловое, совершенно неосмысленное и даже бессмысленное, это усваивается с трудом, и для усвоения этого требуется известная диалектическая культура ума. Требование же это — неумолимо и абсолютно: если угодно, чтобы смысл (какой бы то ни было) вообще существовал, надо, чтобы существовало нечто бессмысленное, причем этим еще не дается ровно никакая форма существования бессмысленного.