====== Часть 1- Разными дорогами ======
Кубки недопитые. Струны под рукой.
Звонкими копытами за ночной рекой.
Песни не исправлены, дни не сочтены.
Перепутье травами свило сны.
Канцлер Ги, “Разными дорогами”
Исчезло солнце и выползшая луна обливала лес расплавленным серебром. Безветрие придавало чаще особое очарование – не двигались листья, не шумели кроны. Казалось, природа затихла перед какой-то страшной бурей. Уж слишком неестественной была такая всеобъемлющая тишина.
Он прислонился спиной к дереву. Страшно болели все мышцы, голова горела и кружилась, очень хотелось пить. Нет, не пить. Хотелось выпить, нализаться, до поросячьего визга и танцев на столе. До забвения. До синих чертей. До невозможности.
Ибо невозможно было забыть, как и невозможно было помнить. Нельзя было сейчас шевелиться. И сидеть спокойно он тоже уже не мог. Какая-то жажда деятельности овладела им, словно каждая мышца и каждая жила дрожали от нетерпения.
Он хорошо знал эту дрожь, и без этого утомленного тела, подстёгиваемого – чем? Долгом? Нуждой? Телесной немощью?
Он хорошо знал, что нужно сделать сейчас и страшился этого.
Есть вещи уродливее смерти, в сотый раз повторил он себе. А есть и те, что краше жизни.
Так будет лучше для всех.
Он сжал в руке эту проклятую мелкую вещицу, нащупав ее острые грани, ощутив странный, неестественный холод и тяжесть, почти непристойное удовольствие обладания этим…
Сжал крепко. И сделал, что должно.
- “В этом году весна выдалась просто на удивление красивой. Распустились даже те цветы, которые уж много лет как не цвели в этой местности.
Солнце грело мягко и ласково, избегая чрезмерного зноя, дожди были обильны, но не слишком продолжительны. Птицы – и те пели как-то очень уж слаженно, словно задавшись целью создать великолепный хор, на зависть людям” – Ну и пошлость, черт побери! Какой слащавый идиот это написал? Право слово. Мабель, чье это творчество ты изволишь читать? – пожилой господин с недоумением обернулся к своей собеседнице, едущей рядом с ним на смирной серой лошадке.
- Но отец! Это же история о прекрасной Иможине и храбром рыцаре Достарбарусе Свирепом! Это сборник баллад, каждая сама по себе поучительна и достойна внимания. И потом, посмотри вокруг. Как красиво! – с детским восторгом воскликнула совсем ещё юная дама.
С первого же взгляда можно было узнать в них отца и дочь – сходство прямо-таки бросалось в глаза. Девушка была из тех, кого трудно назвать “писаной красавицей”, но про кого говорят в современном обществе “чертовски мила”. На вид ей можно было дать лет шестнадцать – семнадцать. Высокий лоб, длинные светлые волосы, завитые и убранные под белую ткань, серые глаза. Стройная, хоть и не слишком высокая – не более пяти футов роста, девушка была богато, хоть и по дорожному, одета.
Ее спутником был человек старше пятидесяти лет, одетый как типичный представитель богатой саксонской фамилии, крепкий, немного начинающий полнеть, но вполне бодрый и готовый к трудностям.
Оба ехали на дорожных лошадях, по бокам же от них передвигались их слуги. В целом, отряд был весьма неплохо вооружен, хотя и ясно было, что это не профессиональные военные, а просто крупный землевладелец с дочерью, возвращаются из дальней поездки.
- Мабель, дорогая, я не уверен,что тебе стоит ехать сейчас верхом. Не хочешь ли ты сесть в носилки?
- Нет, отец, благодарю, но я так люблю чувствовать на своем лице свежий воздух! Смотреть по сторонам и дышать полной грудью. Отец, я так редко выхожу из нашего поместья!
- Ладно уж, тыковка, как захочешь. Просто местность здесь опасная, не зря говорят, что в окрестных лесах пошаливают разбойники. Такая юная девушка, как ты, сама может показаться им достойной добычей.
- Ну что ты, отец, ты слишком мрачен. Гляди, как играет солнце на краю облаков! Как весело чирикают птички!
Пожилой господин только рукой махнул. Уж если дочери опять взбрело в голову твердить о птичках, мышках, ёжиках и прочих лесных тварях – ее не остановить.
- Да вот как раз птицы что-то нынче раскричались, хозяин – старый слуга не упускал ни слова из разговора своих господ.
- О Господи, и этот туда же. Да, Вальдинг, ты прав. Мабель, я боюсь, что твоя романтика на сегодня окончена. Живо в носилки, возьми с собой Бланш, закройте все занавеси и ни звука! Рогар, Вальтер, держите арбалеты наготове. Чтоб меня черти живьём в ад уволокли, если вон за той опушкой нас не поджидает теплая компания!
- Хозяин, а может, попробуем вернуться? – на правах старого слуги, которому позволено больше,чем остальным домочадцам, заикнулся было Вальдинг.
- Вряд ли, старый пёс – Томас из Рокингема, а именно так звали пожилого землевладельца, слишком хорошо помнил те времена, когда он крепко держал в руках арбалет и длинный кинжал, защищая свое поместье от нападений местной шушеры, вконец озверевшей от жестокого налогообложения.
- Мне показалось, будто за кустами я увидал случайно промельк стали. Боюсь, что нас успели окружить. И не пришлось бы голову сложить.
- Мабель, это все твои дурацкие стихи. Какой нормальный человек будет так по-идиотски разговаривать?
- Отец, ну вы же сами говорите стихами! А ещё твердили мне,что это только в сказках возможно. Может, это место проклято? – высунувшаяся из носилок девушка поёжилась.
- Дочь моя! Не отвлекай своего отца от наблюдения за дорогой, иначе он проклянет это место своим страшным проклятием, сугубо и трегубо.
Девушка скорчила гримаску, но промолчала.
Дома ее, рано лишившуюся матери, как правило, баловали слуги и няньки, но отец был строг, и уж если приказывал, ожидал от дочери незамедлительной реакции.
Добравшись до вышеупомянутой опушки, Томас и его старый слуга с удивлением увидели группу людей, совершенно не похожих на разбойников.
На поваленном дереве сидела девушка, точнее, молодая женщина, одетая в черный дорожный плащ с нашитым на нем белым крестом. Под плащём виднелось простое дорожное платье, из грубой коричневой материи. Темные волосы были собраны, карие глаза мрачно глядели на новоприбывших. Рядом с ней сидел мужчина, облаченный в полный дорожный доспех. Кольчужный капюшон его был снят, шлем и вовсе валялся рядом с импровизированным сиденьем.
Мужчина сидел в странной позе – склонившись, он держался за голову, как будто страдая от сильной боли в висках. Женщина обтирала ему лицо влажной тряпицей, а тот приглушённо постанывал.
Прямо на земле расположился ещё один молодой человек, одетый в причудливую, слишком яркую одежду. Он держал в руках великолепную лютню, монотонно наигрывая на ней какой-то тоскливый мотивчик, и кажется, вовсе не обращал внимания на страдания своего господина. Неподалеку, расседланные, паслись три коня, один из которых выделялся своей статью.
Увидев новоприбывших, женщина осторожно встала, чтоб не потревожить молодого рыцаря, и протянула руки, как бы прося о помощи.
- Милостивые государи, заклинаю вас, умоляю, не откажите в помощи моему спутнику! – голос её был чуть хрипловат, как у человека, долго лишённого воды.
- Что с ним произошло, добрая девушка? – невольно смягчившись спросил хозяин Рокингема.
- Увы, господин, мой добрый друг, благородный сэр Осберт ле Дюк из Йорка, внезапно захворал. В бытность его в Палестине, во время сражения за гроб Господень, сэр Осберт получил сильный удар крестовиной меча по голове. Хоть он и поправился и с честью сражался вместе с королем Ричардом, порой у него возникают приступы страшной головной боли. Вот и сейчас, мы едва добрались до этого благословенного местечка, как сэр Осберт не смог больше ехать верхом. Заклинаю вас, есть есть в вашей душе хоть капля жалости, помогите нам добраться до аббатства святого Витольда. Это всего двадцать миль отсюда к западу.
Любезная девица, но ведь ты понимаешь, что….
В этот самый момент юная Мабель, изнывая от вполне обоснованного любопытства, выбралась-таки из своих носилок и стояла позади отца, всем видом изображая жалость к рыцарю. Тот, кстати, не выказывал никакого внимания происходящему. Он совсем согнулся, сполз со ствола дерева и сейчас лежал на мягкой траве.