- Враньё! – мрачно пробулькал рыцарь. – Никто не ругался смачнее воинов короля Ричарда. Ыыэээээ…..Хамон, да чтоб тебя, когда ты начнёшь нормально выражаться?!
- Каркнул ворон – никогда! (Эдгар По, “Никогда”) – шут явно издевался над господином.
- Я серьезно, болван. И откуда ты взял это идиотское прозвище? Хамон по-испански – это ж ветчина!
Сардонически усмехнувшись, оруженосец наиграл лёгкую мелодийку.
- Да ну, брось. Кто тебя сейчас слышит, кроме твоего господина? И как это нам так повезло? Ведь принц Иоанн ждёт нашего приезда, а мы не можем отсюда выбраться!
- Пей, и дьявол тебя доведет до конца!(Р.Л. Стивенсон, “Остров сокровищ”)
- Да уж, тут ты прав, мой верный дурак. После того турнира мне вообще заказано пить больше одного кубка. Но прицепились же все – ещё один, выпей с нами, за сэра Адальберта! За победу, за богатырское здоровье! Ага, с такой попойки станет оно у меня богатырским, как же. Едва в себя пришёл. Ладно, Хамон, давай будем думать, как бы выбраться самим и вытащить девочку.
Шут приподнял одну бровь, с интересом глядя на господина. Тот прекрасно понял, что слуга имел в виду.
- Доминика послушница, это верно, но без нее мы пока не сможем привезти принцу Иоанну то, что обещали.
Новая мелодия, помрачнее. Рыцарь домурлыкал окончание.
- Это ты верно подметил. Да, мой ходячий требник, нужная нам вещь пока у неё. Ты удивлён? Всё просто – её не обыскали, в отличии от меня. Да и оно в надёжном месте. Но надо торопиться. А насчёт малышки… Она прелесть, Хамон.
- Ты когда-то был мечтой девичьей,
Был когда-то ты прекрасным принцем.(Канцлер Ги, “Страшная сказка)
- Почему был?! Я вполне им остался. Не забудь, я сэр Осберт, победитель турнира в Дилингейме, рыцарь короля Ричарда Английского, крестоносец. Сын сэра Адальберта из Йорка, богатого и успешного. Она же – девица на выданье, в конце-то концов. И я уверен, что придусь ей по сердцу. Знаешь, я устал от этой бесконечной гонки. От хихиканья пажей, от сражений, от нашего капризного и взбалмошного монарха. Да, и от этого тоже устал. Знаешь, с тех пор, как ты принял этот обет, с тобой стало гораздо проще беседовать.
На этот раз лютня весело тренькнула, наиграв разухабистую плясовую
- Вот и я о том же. Надо осесть на месте и показать наконец,что я взрослый мужчина, а не очередной… Ладно, довольно об этом. А ее отец… ну что же, в конечном итоге, я всегда могу договориться с бароном, уплатить выкуп за девицу, а старый Томас пусть сам разбирается со своими трудностями.
- Нам наплевать на то, что думают другие про нас.(Канцлер Ги, “Гимн клана Бреган д’Эрт”)
- Глупости, Хамон. Девчонка богата, хороша собой и влюблена в тебя. При таких условиях, всё прочее – пустая болтовня.
- Ты нынче платишь? Ну, так что же?
Мы с тобою сейчас.
А завтра с нами будет кто – то другой.(с)
- Так и есть, дружок. Так и есть. Ладно, дождемся, пока нас отведут к барону на переговоры о выкупе. Де Макон любит звон золотых монет не меньше, чем вкус тонкого вина, или ужас в черных глазах очередной сарацинской прелестницы. Боюсь, впрочем, что послушницу все же придётся оставить ему в подарок. Разумеется, после всех формальностей и только если этого окажется совсем не избежать.
Хамон с такой силой дёрнул струны, что лютня жалобно тренькнула.
- Но это не любовь!( Канцлер Ги, “Дикая охота”)
- Ясное дело. Любовь нынче не в моде, друг мой наивный. Любовь, как и все в этом суетном мире, продается и покупается. Не могу же я, как благородный и честный рыцарь, проявлять знаки внимания к двум дамам сразу! И позволю себе сказать вместо тебя, процитировав ту самую песню, которая и мне самому очень нравится. “И мой девиз предельно ясен скоро станет тебе; передай их всех, останься верен себе, ля-ля, передай их всех, останься верен себе!”(с). Так, кажется? Что ты там говорил про обед, а, шут? Не говорил? Не страшно, зато он здесь и я наконец-то могу отдать ему должное.
Шут предпочел промолчать и вместе с хозяином принялся за еду.
====== Часть 4 Беспокойный день ======
Замок временем срыт и укутан, укрыт
В нежный плед из зелёных побегов,
Но… развяжет язык молчаливый гранит —
И холодное прошлое заговорит
О походах, боях и победах.
В. Высоцкий, “Баллада о времени”
Пожалуй, не было таких средневековых замков, которые не были бы полны потайными дверями, подвалами и выходами “с черного хода”. Другое дело, что сами обитатели замка частенько не помнили, где какой ход и куда ведёт тот хитро закрученный коридор, который влево от северной башни, к примеру.
Паэнгард в этом смысле не был, как мы раньше уже указывали, исключением. Но в нем уж точно жил человек, который прекрасно изучил его вдоль, поперек, вверх и даже вниз. Полубезумная служанка, в прошлом пленница жестокого барона де Макона, вынюхивала, подслушивала (для нее это было проще простого, в замке была масса залов, где акустика позволяла слышать даже то, что говорилось шёпотом в другом их конце) и подглядывала. Она с одной стороны, всем сердцем ненавидела своего хозяина, а с другой, с какой-то извращённой радостью грела ему постель, помогала готовить молоденьких наложниц для господина, когда ему хотелось чего-то более изысканного.
В то же время, Айлуфа не всегда адекватно воспринимала реальность. Свёрток, который она почти всегда носила с собой, был для нее живым ребёнком. Поэтому она не могла удержаться от того, чтоб “баловать” свою Гуннхильд, заматывая в свёрток маленькие камешки, лоскутки и безделушки, которые иногда перепадали ей от других слуг. От всех этих подачек “Гуннхильда” разбухла, став ещё тяжелей, так что таскание её было для женщины своеобразной тренировкой.
В одном из подвалов она оборудовала себе маленький потайной уголок. Там стоял небольшой топчан, стул, рукомойник и даже самодельная колыбелька.
Туда Айлуфа и уложила свой свёрток. Сейчас она не выглядела такой уж безумной. Просто нестарая ещё женщина, поющая колыбельную над детской кроваткой. Волосы она расчесала, умылась и переменила платье, отчего помолодела, пожалуй, лет на десять.
- Так, моя Гуннхильдочка, – жарко шептала она, – думаю,что мы с тобой хорошо справляемся. Но какие интересные эти новые люди! Лишь бы они задержались здесь подольше, правда, Гуннхильда? Маминой девочке нравится эта девушка, о да, божья девочка, он таких любит, он таких ломает, слышишь, Гуннхильда? Хорошо, что до тебя ему не добраться, моя милая. Ты ещё мала, а уж как вырастешь, о, ты сможешь дать ему достойный отпор, правда, золотце моё? – он перевела дух, покачала ещё колыбельку (внутри что-то звякнуло) и продолжала, – А этот красавец, ах, он хорош. Он такой умный, такой ловкий. Мы найдем тебе такого же муженька, моя родная. Он будет заботиться о тебе, Гуннхильдочка, когда мама уйдет на небеса. Нет, мама уйдет ниже, но не печалься, доченька, тебе ещё не скоро, мама обождёт. А мы с тобой пойдём, пойдём , ещё послушаем, ещё посмотрим, Гуннхильда,. – и она подняла полуистлевший свёрток из колыбели, придерживая различные верёвочки и лоскутки, которыми он был перевязан.
Ловко закинув “младенца” на плечо, она удивительно прытко похромала в сторону главного зала, откуда, как она хорошо знала, вели коридоры во все части замка.
Поднявшись на несколько лестничных пролетов и привычно переругиваясь со слугами ( она даже не обижалась, когда при ней упоминали дряхлую сову и выжившую из ума летучую мышь), Айлуфа приблизилась к небольшому коридорчику, из определенного места которого было слышно все, что происходило в этой комнате.
Бланш, чуть полноватая, но веселая и расторопная служанка Мабель, утешала свою юную госпожу, которая никак не могла привыкнуть к тому, что её отец не с ней. Кроме этого, юную девушку угнетало полное крушение романтичных мечтаний, а так же отсутствие ванны, чистой одежды и вкусной еды.
Выплакавшись и посетовав на судьбу, обе решили, что стоит подкрепить силы едой, как вдруг дверь открылась и на пороге появился сэр Этьен, собственной не слишком трезвой персоной.