На арене успело смениться несколько гладиаторских пар, и подиум был скользким от пролитой крови. Вот один из гладиаторов поскользнулся и упал, неловко подвернув ногу. Он попытался вскочить, но клинок противника успел, скользнув вдоль щита, пронзить литое, бугристое от мускулов плечо. Кровь хлынула из раны и потекла по руке, — к счастью для раненого, левой. Но Рабиделю стало ясно, что судьба его предрешена: падая, тот растянул сухожилие. Прыжки гладиатора стали тяжелыми, а искаженное лицо говорило о нечеловеческих муках, которых стоило каждое движение.
Раненый, впрочем, не собирался сдаваться, да и отчаяние удесятерило его силы Он даже умудрился завоевать симпатии публики. Зрители повскакали о мест, наблюдая за финалом. Особенно неистовствовали женщины. Первый ряд, однако, безмолвствовал. Император под балдахином был неподвижен, словно изваяние. Слуга поднес ему кубок, и он сделал неспешный глоток.
Вскоре удар, нанесенный противником раненого, достиг цели. Он пришелся, правда, в центр щита, но был нанесен с такой силой, что гладиатор, не удержавшись на ногах, рухнул навзничь. Победитель занес над поверженным противником клинок…
Зрители замерли, их взоры обратились к императору, но тот медлил. Какая-то женщина швырнула сверху на арену янтарное ожерелье, затем вскочила на скамью, разорвала на себе одежду и простерла к императору руки, что-то крича. Уголки губ императора дрогнули в еле заметной усмешке. Вернув рабу кубок, он протянул вперед руку, чтобы видели все, и повернул большой палец книзу. Тяжелый вздох вырвался как бы из единой груди. Женщина покачнулась и рухнула без чувств, ее подхватили товарки.
Победитель оттолкнул щит, которым поверженный пытался защититься, и безжалостным движением вонзил противнику лезвие в грудь по рукоять.
Колизей в очередной раз содрогнулся от беззвучного рева, а на арену уже выбежали рабы, чтобы убрать убитого. Один осторожно нес раскаленную полосу железа, она светилась во влажной полутьме арены, озаряемой факелами. Он приложил полосу к щеке поверженного, проверяя, не притворяется ли тот убитым, чтобы спастись. Но лежащий был недвижим. Закудрявился легкий белый дымок, и Рабиделю даже почудился запах горелого мяса…
— Нервы… — пробормотал он. — Этот победитель — вылитый я.
Рабы уволокли убитого с арены, а марсианин внимательно посмотрел на бумаги, исписанные знакомым почерком Завары.
Когда марсианин возвратился в гостиную, его шатало, как пьяного.
— Ты, часом, не хлопнул там коньяку? — спросил Завара.
— Твой будатор, Арни, действует похлеще коньяка… — пробормотал Рабидель. Он присел к столу, закрыв руками лицо. Немного придя в себя, марсианин убрал ладони и произнес: — Арни, меня беспокоит голубое свечение.
— Ты можешь определить его природу?
— Нет, но…
— И я не могу. И что с того? Будатор работает, это главное. Рутиной займемся после праздника.
Рабидель рассказал Заваре не обо всем, виденном в кабинете. В частности, умолчал о призрачной фигуре шефа, которая померещилась в углу. Быть может потому, что в доме Арнольда, он знал, рассказы о привидениях не в чести. А может, была и другая причина.
Следующим отправился в отцовский кабинет Мишель. Он отсутствовал долго, вернулся ошеломленным и, в отличие от своих предшественников, не стал рассказывать ни о чем. На все расспросы твердил:
— H…невероятно! H…непостижимо. Ничего не скажу, я должен сначала сам во всем разобраться.
После этого в кабинет по очереди ходили все. Последней оставалась Даниель.
— Боишься? — спросил Завара. Она смущенно кивнула. — В моем кабинете волки не водятся.
— Мне страшно. Не знаю, почему.
— Дело твое, — пожал плечами Завара. — Но будатор будет демонстрироваться только нынешней ночью. Потом его возвратят в Ядерный центр, и доступ к аппарату будет закрыт, пока работа над ним не будет доведена до конца.
Даниель подошла к двери и оглянулась в поисках спутника.
Завара приподнялся но, наткнувшись на колючий взгляд супруги, снова опустился на стул.
— Я тоже, когда шла в кабинет, боялась, — произнесла Мартина, когда за Даниель закрылась дверь.
— Расскажи, что ты видела, — попросил Эребро.
— Вы все рассказывали, что видели картины прошлого. А мне ужасно захотелось заглянуть в будущее. Ну, хотя бы одним глазком! И долго выбирала датчик, пока выбрала циферблат, стрелка на котором начала вращаться вперед, хотя и очень медленно… Я сосредоточилась на мысли о том, что очень хочу посмотреть в грядущее. И стрелка начала двигаться быстрее.