— Как же его разоблачить?
— Надо подумать.
— Только делать это надо осторожно. Если Филимен что-либо заподозрит, он уничтожит нас.
…То, чего в душе не желала Мартина, произошло. Сойдя с ленты, ведущей на галерею, она носом к носу столкнулась со Сванте Филименом.
Первым побуждением Мартины было — прыгнуть на ленту, бегущую в обратную сторону, и юркнуть в только что покинутую оранжерею. Но она подавила свой порыв и пошла навстречу сыщику. Ничем не мотивированный поступок мог произвести на Фил имена невыгодное впечатление.
— Хорошо, что мы встретились, Мартина, — сказал Сванте. — Я как раз собирался побеседовать с вами.
— Я готова.
— Если не возражаете, потолкуем прямо здесь.
— Пожалуйста, — кивнула Мартина и подумала, что встреча с Эребро, увы, отодвигается на неопределенное время.
…Мартине и в голову не могло прийти, что ради встречи с нею Филимен проделал огромную работу, правда, занявшую у него всего несколько секунд. Он оживил в памяти маршруты прогулок Мартины по вилле и проанализировал наиболее часто повторяющиеся из них.
После этого нетрудно было рассчитать ее маршрут в эту раннюю пору дня.
Оставалось прохаживаться по галерее вдоль длинной шеренги окон, пока бегущая лента не вынесет к нему Мартину.
— Куда вы шли? — спросил сыщик.
— В информарий. Решила последовать вашему примеру, Сванте.
— То есть?
— Заняться предметом, которому посвятил жизнь мой отец. Приоткрыть хотя бы краешек тайны, которая окутывает нас. Мы — невежды, не желающие постичь мир, подаренный нам Творцом.
— Хороший замысел, хотя сейчас не лучшее время для таких занятий. Для них нужно спокойствие духа.
— А вы?
— Я — другое дело. Моими действиями руководит сила необходимости.
— А у меня… Другого времени может просто не быть.
Они шли по замыкающейся на себя галерее, изредка поглядывая в окна. Небо было заложено тучами, как горло больного ангиной.
— Дорого вовремя время. Времени — много и мало. Долгое время — не время, если оно миновало, — проговорил вдруг Филимен после паузы.
— Что это?
— Вот, встретил эту мысль в записках одного человека, который много размышлял о природе времени.
— Мне кажется, я слышала эти стихи в детстве. Но не могу вспомнить, где и от кого.
Они остановились у окна, глядя на внутренний двор. Несколько сервороботов чистили внизу дорожки, освобождая их от опавших листьев. В движениях гибких щупалец было что-то завораживающее.
— Посмотрите на роба, который крайний слева, — сказала Мартина. — Смех, да и только.
— Не вижу ничего смешного.
— Он совершает только запрограммированные движения. Видите, сзади него упал лист, — но роб и не думает обернуться, хотя у него круговое зрение. Тем самым он оставляет огрехи.
— Зато другие белковые действуют как надо. Этот, крайний, просто отстал от них в развитии.
— В развитии? Разве белковые развиваются?
— Да…
— Такое трудно постигнуть…
— Они развиваются, как человек, и кое в чем его превосходят. Например, не убивают себе подобных. Простите… — произнес Сванте, увидев, как потемнело лицо собеседницы. — Если не возражаете, Мартина, хочу задать вам несколько вопросов.
— А если возражаю?
Сванте нахмурился.
— Можете отказаться от показаний — это ваше право. Но разве вы не заинтересованы в том, чтобы был обнаружен убийца вашего отца?
— Хочу этого больше всего на свете, — проговорила негромко Мартина.
— Меня интересуют ваши отношения с отцом. Повторяю: вы можете отказаться от показаний.
— Что уж тут отказываться… Все равно от других узнаете. Так уж лучше от меня.
— Ваше мнение об отце?
— Он был великий ученый.
— А человек?
— Человек? Хороший, но не по отношению ко мне.
— Я знаю, он любил вас. Хотя и не знаю, что такое любовь.
— Этого не знает никто из смертных, — улыбнулась Мартина, решив, что собеседник решил пошутить, чтобы немного разрядить обстановку.
— Я знаю множество определений любви, но ни одно не исчерпывает предмета.
— Да, отец любил меня. Но любовь деспота хуже ненависти. Уволив Эребро, он сломал нашу жизнь.
— Вы остались без средств?
— Я сама отказалась брать у него деньги, — сверкнула глазами Мартина.
— Гордость, понимаю. Но разве не мог Эребро найти в другом месте работу по специальности?
— Извините, Сванте, вы рассуждаете, как ребенок. Кто же возьмет физика, которого уволил сам Завара?
— Вижу, вы еще что-то хотите сказать.