Веэс, обрадованный словами Пастернака и оказанным ему доверием, что, возможно, вызвало ревнивую зависть у других, должен признаться, что в горячке последних дней перед отъездом в Италию не смог дочитать до конца полученную рукопись (он наверняка был ее первым читателем-иностранцем), но, конечно, успел почувствовать великолепие и важность этого текста. И вот пришел момент его возвращать. И тут Веэс, считавший себя знатоком советских реалий, впервые продемонстрировал свою наивность: он простодушно обратился к Г.Б. с просьбой сделать фотокопию этого текста, с тем чтобы дочитать его в Италии, разумеется, с разрешения автора. Г.Б. посмотрел на Веэса как на недоумка и сухо ответил, что такой возможности у них нет. На другую просьбу Веэса (которая могла бы показаться наглой, если бы не была столь же наивной) - выделить ему машину от Союза писателей, чтобы отвезти Пастернаку в Переделкино его автобиографию, Г.Б., обезоруженный такой простотой, на просьбу ответил согласием, уточнив при этом, что сам с ним не поедет. В оправдание Веэса необходимо сказать, что он и понятия не имел о «деле» «Доктора Живаго», которое как раз в тот момент зрело в кулуарах. (Об этом Веэс узнал чуть позже, и самым неожиданным образом). На черном лимузине, на каких возили советских сановников, прекрасным солнечным днем Веэс приехал в Переделкино. Пастернак ждал его на лужайке напротив дома в компании друзей за сияющим самоваром. Для Веэса это были упоительные часы, когда он говорил с Пастернаком о русских поэтах и о некоторых литературных новинках, вернее, слушал его. Когда пришло время уезжать, Пастернак взял его под руку, сказав, что хотел бы поговорить с ним наедине, и увел в свой кабинет. В аскетически простом и оттого еще более чарующе привлекательном кабинете Пастернак сказал, что хочет передать кое-какие распоряжения издателю Фельтринелли. Коротко рассказал о своем романе «Доктор Живаго», подчеркнув, что видит в нем смысл всей своей жизни, что книга не будет опубликована в СССР, как предполагалось сначала, и что хочет, чтобы роман вышел в Италии чего бы это ни стоило. Веэс слушал поэта с чрезвычайным вниманием и в сильном волнении, особенно когда тот сообщил, что недавно его вызывали в Союз писателей и секретарь Союза Алексей Сурков беспардонно поносил роман, вынудив Пастернака послать итальянскому издателю телеграмму, запрещавшую публикацию романа. Теперь же Пастернак просил передать Фельтринелли, что любые запретительные телеграммы или распоряжения такого содержания следует воспринимать как результат давления на автора, желающего, чтобы роман был опубликован любой ценой. Обнявшись на прощанье с Пастернаком, Веэс вернулся в Москву в ошеломлении от того, что ему открылось, и тронутый доверием Пастернака, основывавшимся на единственной статье о нем и кратком знакомстве. Он, разумеется, ни с кем не говорил об этом и по возвращении в Милан немедленно проинформировал Фельтринелли.
Веэс рассказывает об этом не из желания выпятить свою, пусть и не первостепенную, роль в очень непростом «деле Пастернака» -переданное издателю распоряжение наверняка было не единственным и, пожалуй, не решающим для публикации романа. Но для Веэса, для его биографии, этот эпизод, при всем драматизме ситуации, остается памятным и ярким, и имевшим для него отрицательные последствия, потому что последняя встреча с Пастернаком в Переделкине навлекла на Веэса подозрения советских властей в том, что во всей истории с «Доктором Живаго» он соучастник. Все это, вместе с другим издательским скандалом, о чем будет рассказано ниже, значительно осложнило положение Веэса в годы его аспирантуры в Москве.
И последний маленький эпизод, завершивший суматошное пребывание Веэса в Москве во время фестиваля: за несколько дней до его возвращения в Италию пред ним предстал типичный советский функционер, какие в дальнейшем часто возникали препятствиями у него на пути: «Товарищ Веэс, по распоряжению Центрального комитета вы не должны уезжать: вы получили место в аспирантуре и вам незачем возвращаться в Италию». Эта новость застала Веэса врасплох и он, исключительно из соображений здравого смысла и ни в коем случае из желания скандала, с готовностью ответил, что благодарен, но ему-де надо взять в Италии необходимое для долгого пребывания в Москве, не только одежду («пальто мы вам дадим», - встрял чиновник), но и книги, и попрощаться с родителями, и он сразу вернется сюда. Перед таким непредумышленным неподчинением чиновник пошел на попятную, сказал, что доложит. И Веэс вернулся домой в Милан, чтобы несколькими месяцами позже опять приехать в Москву - между прочим в отменном пальто и с целым сундуком нужных вещей, среди которых было множество «крамольных» книг.