В Москве Веэс завел знакомство с Ильенковым и стал встречаться с ним независимо от перевода, потому что это был интересный собеседник (его кумирами, кроме Маркса, были Гегель и Вагнер, и, почти лишенный музыкального слуха, Веэс должен был в благоговейном молчании целиком прослушивать вагнеровские оперы) и дома у него собирались критически настроенные интеллектуалы. Все шло замечательно, пока не произошла такая история. На дне рождения Ильенкова во время пирушки, какие так нравились Веэсу у русских, когда он, несмотря на обильные водочные возлияния, был способен поддерживать беседу, Веэс сидел на почетном месте рядом с хозяином, а его соседом оказался человек, по правде сказать, малоприятный. Ильенков представил его как друга и коллегу. И тут-то и произошла катастрофа: в какой-то момент, после долгих застольных разговоров, Веэс обратился лично к Ильенкову (и потому вполголоса) с вопросом о переводе одного неясного ему места в тексте. Ильенков ответил уклончиво и перевел разговор. Это удивило Веэса, потому что Ильенков обычно так себя не вел, как удивило и назойливое внимание, значение которого ускользало от него, его соседа по столу: он весь вывернулся, вслушиваясь в их краткую беседу. Короче говоря, этот субъект являлся редактором книги Ильенкова, то есть ответственным за ее политическое содержание, чем-то вроде цензора издательства. Он, понятно, должен был быть партийным. И доносчиком, как в данном случае, так как, поняв, что книга уже переводится для издания за границей, он вынудил Ильенкова рассказать, в чем дело. Затем он доложил все кому следует, и книгу Ильенкова немедленно вычеркнули из списка готовящихся к публикации. Мало того: скандал достиг невообразимых масштабов и Ильенкова уволили из университета, где он преподавал, что, разумеется, нанесло уже больному философу непоправимый удар. Через несколько лет его книгу все-таки опубликовали в СССР (в то время как Фельтринелли задержал по просьбе Веэса итальянское издание, появившееся только после советского).
Считает ли Веэс себя виновным в этой катастрофе? Может быть, он вел себя с неосторожностью, непростительной для человека, знакомого с мрачными сторонами советской реальности? Разумеется, Веэс бесконечно сожалеет о том, что произошло, но ведь его не предупредили, что за человек был его сосед по столу. И сам Ильенков не считал Веэса ответственным за случившееся. Им пришлось прекратить встречи, потому что они могли осложнить положение философа, за которым установили «наблюдение». «Наблюдение» за Веэсом усилилось, просматривалась и его почта, хотя он вернул машинописную копию, опасаясь, что ее могут изъять, не спросив на это разрешения у Фельтринелли, от которого получил текст официальным путем.
Еще одна легкая вставка, прежде чем перейти к более обязывающему изложению. В Москве Веэс часто ходил в гости к русским и итальянским друзьям (из последних особенно хорошо он помнит супругов Феррара, Марчеллу и Маурицио, корреспондента газеты L'Unita , и их маленького сына Джулиано24 (тогда еще малой комплекции). И если обеды у итальянских друзей были традиционно итальянскими и приятно разнообразили монотонность еды в студенческой столовой, то в гостях у русских атмосфера менялась не только в кулинарном, но и душевном отношении, а главное, благодаря застольному оживлению, которое вносила водка (надо сказать, что Веэсу она была весьма по душе). Иногда при других крепких напитках, армянском или грузинском коньяке, настроение поддерживалось и без пиршественного стола. Однажды Веэс получил в подарок бутылку виски, напитка для Москвы того времени экзотического. Он взял эту бутылку с собой, когда пошел в гости к Евгению Винокурову - собеседнику на литературные темы. Виски они распили на двоих, стаканами, как вино, а потом добавили бутылку национального русского напитка. Это был приятный вечер, зато в другой раз все закончилось «по-русски». Однажды, после долгого застолья, с богатой выпивкой, у Веэса состоялась встреча с одним неофициальным художником. На встречу пришел Давид Маркиш (теперь живущий в Израиле), захватив с собой не только отличный коньяк, но и великолепный старинный, остро отточенный грузинский кинжал в подарок Веэсу. Выйдя на улицу (теперь это опять Поварская), он побрел неверными после предательского коньяка шагами к ближайшему метро, чтобы поехать домой. Была зима, на улицах лежал снег. В какой-то момент Веэс оказался сидящим на тротуаре, прислонившись к стене дома, вроде пьяниц, не раз попадавшихся ему на улицах. Сколько времени он провел так - неизвестно. Он помнит только, что какой-то прохожий помог ему подняться, ну а раз Веэс держался на ногах, пошел своей дорогой. Веэс вернулся в общежитие, жена раздела его и уложила в постель. Самое же поразительное в этой истории, что все это время у него во внутреннем кармане пальто лежал кинжал. Задержи его милиционер в таком виде на тротуаре с холодным оружием в кармане, трудно даже представить возможные последствия. Из этого инцидента Веэс извлек урок трезвости и осмотрительности.