Среди многочисленных авторов, предложенных Веэсом для публикации во время его работы в издательстве, можно назвать тогда мало известного Михаила Булгакова30 , и открытого им Михаила Бахтина31 . С ним ему посчастливилось познакомиться (к сожалению, на расстоянии, потому что Саранск, где жил Бахтин, был закрытым для иностранцев городом). Тот же Веэс познакомил итальянцев с Юрием Лотманом32 , с которым у него были тесные отношения сотрудничества. Веэс не считает нужным говорить здесь о своих критических работах (книгах «Традиция и революция в русской литературе», «Мифы и фигуры русской литературы от Достоевского до Пастернака», семитомной «Истории русской литературы», журнале «Россия/Russia» и об исследованиях по истории русской политической мысли от Герцена до Ленина, от Троцкого до Мартова, от Трубецкого до Сахарова). Но нельзя не упомянуть одного имени - имени Александра Солженицына, сыгравшего огромную роль и в его биографии. С момента прочтения его знаменитой повести «Один день Ивана Денисовича» Веэс нашел в Солженицыне33 решающий ориентир. Он многим обязан его последующим книгам, особенно «Архипелагу Гулаг» и очень сожалеет, что не смог работать над его итальянским изданием, потому что права на него получил другой издатель. Не только проза Солженицына («Раковый корпус» вышел в издательстве Эйнауди с предисловием Веэса), но и его публицистика (не говоря уже о потрясшем «Архипелаге») стимулировали Веэса в его все более углубленной критике советского режима и его идеологии. История его личных отношений, сначала косвенных, потом прямых, с Солженицыным, с самого начала высоко оценившим рецензию Веэса на «Один день Ивана Денисовича», не входит в цикл этих воспоминаний. Но с Солженицыным связана история, повлекшая за собой резкий поворот в жизни Веэса, и вместе с еще одним аналогичным по значению фактом проводит грань между «туринским» и «венецианским» периодами его жизни.
1968 год стал для Веэса, как и для всех, годом особенным, даже решающим, но повлиял на его жизнь аномальным образом. К западному, в том числе итальянскому протестному движению «68-го» Веэс отнесся без всякого энтузиазма, в то время как максимально поддерживал параллельное (отличное по своему характеру) на «востоке», в странах зоны советского влияния. Не то чтобы ему нравилась застойная атмосфера Италии до 68-го, но «бунтари» отнюдь не внесли в нее чистой и свежей струи. Выше уже говорилось об инстинктивной реакции Веэса на маоистскую «культурную революцию», и она не только усилилась при виде того, с каким энтузиазмом ее встретили новые «левые», а лучше сказать леваки. Если китайский маоизм был серьезным, трагически серьезным явлением и требовал анализа в его конкретной реальности, то его имитация в италийском и вообще западном ключе была для Веэса невыносима не столько с политической, сколько с интеллектуальной точки зрения. Новая атмосфера стала удушливой, главным образом когда ее струи стали просачиваться на место его работы - издательство Эйнауди. Один его почтенный коллега, бывший (не совсем) сталинист, в ответ на ироническое замечание Веэса о его пристрастии к «красной книжке»34 изрек: «Неужели ты не понимаешь, что это как святое причастие для верующих?» Конечно, Джулио Эйнауди не опустился, и не мог опуститься, до такого уровня глупости. Будучи человеком умным, с широкими интересами, он, может быть, поддавшись, как и многие, царившему в ту пору духу, старался не отстать от молодежи и повернулся лицом к новым оппозиционным силам, но не с целью критического пересмотра консервативных позиций, а пассивного принятия новой идеи, которая должна была упрочить старую. Веэс в своей работе все более выходил за рамки официального антисталинизма и ориентировался на «ревизионистскую» политико-интеллектуальную эволюцию внутри советского мира. В этой связи можно напомнить, что при посещениях Праги он разделял позицию своих друзей (коммунистов и демократов), поддерживавших Дубчека, но критически относившихся к его идеологической наивности. В издательстве он все больше ощущал себя не на своем месте, как, впрочем, и другие коллеги, куда более авторитетные, в первую очередь Франко Вентури, с которым Веэса связывала давняя симпатия и дружба. Демонстрировал свое недовольство и Норберто Боббио