«Левая» принадлежность Веэса не основывалась на систематизированных и последовательно усвоенных теориях. Его бессистемное чтение наряду с Карлом Марксом включало и Бенедетто Кроче. А дальнейшее направление его развития определило знакомство с русской революцией. Что такая революция произошла, Веэс, конечно, знал, но это было сухое школьное знание из учебников, которому он не придавал особенного значения. Но когда Веэс прочитал книгу «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида и некоторые работы Ленина, революция обрела для него новый смысл, оставив у него в голове и в душе неизгладимый след, подобно тому, который оставили в свое время книги Достоевского. Подобный, но не тождественный, потому что, если Достоевский и потом вся остальная русская литература стали для него постоянными спутниками на бесконечном духовном пути, то русская революция ставила вполне определенные исторические и политические проблемы, и проблемы научно-исследовательские, которые рано или поздно должны были неизбежно привести к окончательной ясности. Русская революция (если не принимать ее фидеистически) явилась отправной точкой для попытки понимания двух концептов: России и революции. Две огромные задачи, особенно в Италии того времени, когда представление о России вообще было очень поверхностным, а что касается революции, политико-идеологическая тенденция той поры, мифологизировавшая (задним числом Веэс сказал бы мистифицировавшая) октябрь 1917, преобладала, была «гегемоном» (пользуясь специфическим термином).
Завороженный Россией (Достоевским и революцией), Веэс при первой возможности поступил на философский факультет Миланского университета с целью углубить и систематизировать свои обширные, но беспорядочные знания. Тогда поменялся и круг его друзей и знакомых: он подружился со своими однокурсниками (коммунистами и социалистами), потом сблизился с группой молодых миланских интеллектуалов, основавших небольшой, но очень острый журнал Ragionamenti («Размышления»). На редакционных собраниях обсуждались вопросы политики и культуры не в духе «ортодоксии», а в поисках критического социализма, то есть уже «ревизии» «реального» социализма. Именно тогда начались его дружеские отношения с Франко Фортини6 . Веэс работал библиотекарем в миланском отделении Общества Италия - СССР (когда им заведовала Россана Россанда)7 и именно тогда благодаря знанию русского языка, которым он тем временем овладел, начал свое сотрудничество с издательством Эйнауди8 (поначалу очень скромное: чтение иностранных книг для внутренних рецензий). Так постепенно он вошел в круг интеллектуалов, определявших тенденции этого туринского издательства, и в особенности сошелся на базе общих интересов с Франко Вентури9 . Дружбу с ним, с годами окрепшую, Веэс вспоминает с исключительной теплотой. Ему вспоминаются беседы с Вентури в его квартире-студии с великолепной библиотекой, часть которой состояла из книг на русском языке. Во время этих бесед этот крупный историк не жалел времени на молодого новичка, воодушевленного неподдельным интересом, что Вентури прекрасно чувствовал, хотя их политические позиции частично не совпадали - Веэс тогда колебался между социалистами и коммунистами, все более склоняясь к последним и видя в первых что-то вроде дополнения к последним. В то время как Вентури, верный духу свободолюбивого европейского Просвещения, блестящим знатоком которого был, принципиально критически относился к коммунизму и Советскому Союзу.
Человеком, сыгравшим решающую роль в жизни Веэса, стал Антонио Банфи10 . Веэс не считает себя его «учеником» в смысле принадлежности к философской школе, основанной Банфи, - не только потому, что не стал профессиональным философом. Его признательность к Банфи, чьи блестящие лекции он очень прилежно посещал, имеет скорее общекультурные, чем теоретико-философские причины. Банфи, являясь членом руководства Итальянской компартии, был представителем марксизма, свободного от господствовавшего тогда догматизма, и его позиция стимулировала взгляды, идущие вразрез с официальным марксизмом определенного толка. Не случайно группа учившихся у Банфи студентов, в том числе и Веэс (их кумиром тогда был Джон Дьюи, философ американской демократии, чью теорию прагматизма они считали в какой-то степени созвучной «Тезисам о Фейербахе» Маркса), публично выступала против идеологов компартии со статьями, вошедшими в анналы коммунистической культуры того периода. Сегодня эти работы могут показаться «ограниченными», но в них ясно выражалось недовольство (в котором был заложен проявившийся впоследствии громадный потенциал) доктринарным марксизмом, в «национальном», хотя бы грамшианском варианте, повторявшем советский марксизм. (Кстати, при всем уважении Веэса к нравственному авторитету, интеллектуальной мощи и трагической судьбе Антонио Грамши