— Простил? — воскликнул Хрущёв.
— Вестимо простил. Только обидно ему было, что дорого обошлась самокрутка дочкина. Да и суд мог вмешаться. А с приказными крючками, беда!
— А суду какое дело, коли родитель за самокрутку простил! — заметил молчаливый Иван Гурьев.
— Да из дворни-то трое заснули так, что их и не разбудили совсем. Померли...
— Ну вот? С чего же это?
— Верно. Ведь зелье было, а не вино простое. Тоже отрава!
— Вот бы нашему Сеньке дать, от его бессонницы! — воскликнул Хрущёв, хлопая ингерманландца Гурьева по плечу.
Офицеры рассмеялись.
— И я, ваше благородие, так-то... самокруткой венчан! — робко выговорил солдат-денщик, стоя у порога.
— Во как, Захар! Выкрал жену?
— Нету. Зачем. У нас эдак не полагается. И грех, и срамота. За эдакое, господа, либо свои, на миру, до смерти запорят. А меня, значит, силком венчали. За это и в солдаты я попал ноне. А то бы мне солдатом и у вас в денщиках не бывать николи!
— Расскажи.
— Спать пора. Ну его к чёрту! — сказал Семён Гурьев.
— Нет, постой. Как можно. Любопытно. Мужика силком повенчали и в солдаты сдали, заметил Хрущёв. рассказывай, да короче.
— Чего рассказывать. Барыня приказала повенчать на девке Афросинье... Ну а я не хотел... Она, стало быть, кривая и "лапоть" ей имя. Ну обидно. Я было хотел за себя другую... Марью, и уже засватал. Ну, вот меня силком и собрали... Я упираться да драться. Глуп был, да и Марью шибко любил... Меня скрутили да и поволокли.
— Ну и повенчали. А там сейчас в город! Забрили и в солдаты: за окаянство в храме. Вот я к вашим милостям и попал. А то бы и теперь на деревне был.
— Зачем же тебя барыня венчала, коли думала сдать в солдаты? — спросил Иван Гурьев.
— А кто ж её знает. Может думала — в церкви смирюсь. А как вышел грех — ну куда ж меня девать. Да самое-то её страх взял. Я всё обещал всех во двору топором порубить.
— Ишь ведь ты какой...
— Я смолоду страсть был! А теперь ничего. Уходился. Да и Марья-то померла уж.
— Ну, а жена жива ещё?..
— Что ей делается. Живёт, кривой чёрт, и теперь у барыни. Злится, сказывали мне наши, когда солдаткой её обзовут.
Офицеры долго смеялись рассказу денщика.
— Ловко! Только, братец, это не самокрутка! — решил Хрущёв. — Тебя тут самого скрутили. А при самокрутке сам жених либо невеста крутит на свой лад без благословенья родительского.
— Всё можно назвать самокруткой, — заметил Семён Гурьев. — Бывает, старики женятся силком на девицах. Вот теперь наши вельможи скороспелые — Орловы, тоже о самокрутке подумывают...
— Да и это тоже враньё одно!.. — рассмеялся Хрущёв. — Одно истинно: спать пора!
XV
Три брата Гурьевы, двое — гвардейские офицеры измайловского полка, а третий армейского, стоявшего около Москвы — были очень богатые дворяне, очень известные в обеих столицах; старший Гурьев за последнее время был прикомандирован к гвардии и жил тоже в Петербурге. В гвардии их любили за хлебосольство и весёлый нрав, но только подшучивали над ними, что они подражают во всём трём братьям Орловым, первым богатырям и молодцам Питера. Действительно, было что-то общее между тремя Орловыми и тремя Гурьевыми. Старший, Семён, был такой: же ловкий и красивый, как Григорий Орлов. Второй, Александр, был такой же молодец на вид, огромного роста, и такой же весельчак, как второй Орлов, Алексей. Кроткий и молчаливый Иван Гурьев почти тоже походил на третьего Орлова. Феодор был тихий, скромный, степенный и походил на братьев только тем, что был падок до прекрасного пола, но при этом его победы не происходили в обществе, а в среде более скромной. Иван Гурьев был ещё очень молод, и так же как Феодор Орлов — во всём старался подражать братьям, которых обожал, и считал себя счастливым исполнять все их приказания и прихоти.
Гурьевы жили в Петербурге; так же как и Орловы широко и размашисто; тратили много денег, устраивали всякие кутежи, играли сильно в карты, но не проигрывали, как Орловы, а при постоянном счастье, выигрывали крупные суммы, и только благодаря этому не разорились вполне за несколько лет службы.
Когда в апреле, после Святой недели, прошёл уже в Петербурге слух, что в гвардии затевается что-то и у братьев Орловых, как у главных коноводов, собирается кружок офицеров из всех полков, то и Гурьевы, представленные товарищем Ласунским, появились на вечеринках богатырей. Скоро братья Гурьевы были довольно близкие люди братьям Орловым. Сначала Гурьевы вместе с другими офицерами принимали живое участие во всём. Сорили деньгами среди солдат своего полка, сносились с княгиней Дашковой чрез своего товарища и её приятеля, Ласунского, бывали и на вечерах у Григория Орлова.