По щекам у Николь катились слезы. Несмотря на холод соседи начали по одному выходить на улицу. Николь прижалась к мужу.
— Нет, Пьер, нет. Поклянись мне. Они не отнимут у нас внучку. Не для того она выжила в катастрофе, чтобы ее у нас украли. Поклянись мне.
В смежной с гостиной спальне проснулся разбуженный бабушкиным криком двухлетний Марк. Проснулся и заплакал. Он сам не понимал, почему плачет. Впрочем, у него от того скорбного утра не осталось никаких воспоминаний.
2 октября 1998 г., 9.24.
Марк поднял глаза от записей Гран-Дюка. В глазах у него стояли слезы.
Разумеется, он не помнил того скорбного утра. Он и не знал о нем ничего, пока не прочитал в этой тетради…
Было что-то нереальное в том, как перед ним открывались подробности трагедии, пережитой в далеком детстве.
От шума и гвалта в баре «Ленин» кружилась голова. Пятеро развеселых парней из студенческой ассоциации ушли, громко хлопнув на прощанье стеклянной дверью. Марк провел рукой по лицу, незаметно смахивая влагу из уголков глаз. Медленно вздохнул, заставляя себя собраться с духом. В конце концов, он и так знает почти все детали этой истории. Его собственной истории.
Почти все…
На часах 9.25.
А он только начал читать.
6
2 октября 1998 г., 9.17.
Мальвина де Карвиль постучала в стекло дулом маузера L100. Стрекозы реагировали вяло. Только одна, самая крупная, с красноватым телом и огромными крыльями, попыталась приподняться, даже взлетела на пару сантиметров, но снова без сил опустилась на дно вивариума, уже устланное десятками тел других, уже мертвых, насекомых. Мальвине де Карвиль и в голову не пришло включить подачу кислорода или хотя бы приоткрыть крышку, чтобы выпустить на свободу еще живых стрекоз. Она предпочитала безучастно наблюдать за их агонией. В конце концов, не она же их уморила.
Она еще раз, уже посильней постучала по стеклу. Ее зачаровывала безнадежность, с какой стрекозы едва шевелили тяжелыми крыльями в лишенном кислорода воздухе.
Мальвина долго наблюдала за ними. «Да пусть хоть все передохнут, ей-то что!» Она пришла сюда не ради них. Она пришла ради Лизы-Розы. Ее собственной стрекозки. Единственной и неповторимой. Мальвина сделала несколько шагов по комнате. И вздрогнула, наткнувшись взглядом на свое отражение в зеркале гостиной. Хочешь не хочешь, пришлось посмотреть на себя. Ее передернуло от отвращения. Она ненавидела строгий пробор, ровно посередине деливший надвое ее длинные прямые волосы, ненавидела свой голубой шерстяной свитер с кружевным воротником, ненавидела это тощее, без намека на грудь и с палочками-руками тело, весившее сорок килограммов…
Прохожие на улице принимали ее за пятнадцатилетнюю девочку. Во всяком случае, со спины. Она уже привыкла к изумлению на лицах, когда, стоило ей повернуться, они вдруг видели перед собой старую деву — старую деву двадцати четырех лет, одетую по моде пятидесятых.
Но ей было на них плевать.
Ей было плевать на всех. На психоаналитиков, — а она посещала только лучших из лучших, — на протяжении восемнадцати лет твердивших ей одно и то же; на детских психологов, диетологов и прочих хренологов… И на бабку заодно. Она заранее знала, что все они скажут. Какой диагноз поставят. Отказ взрослеть. Отказ расти. Отказ стареть. Отказ смириться с горем. Отказ забыть Лизу-Розу.
«Лиза-Роза.
Что значит „смириться с горем“? Что значит „забыть“?
Еще раз убить ее, так что ли?»
Она развернулась и приблизилась к камину. И чуть не упала, споткнувшись о мертвое тело. Хорошо, что рука твердо сжимала маузер. Никогда не знаешь… Хотя вроде бы эта сволочь Гран-Дюк не подает признаков жизни. Пуля в сердце. И голова в камине.
Левой рукой она схватила кочергу и кое-как пошуровала в камине.
Ничего!
Этот подонок Кредюль Гран-Дюк ничего не оставил!
Мальвина наугад тыкала кочергой, то и дело попадая в лицо трупу и поднимая тучи черного пепла. Должно же найтись хоть что-то! Несгоревший клочок бумаги, другая улика…
Пока ее усилия успехом не увенчались. Как она ни старалась, ничего, кроме облака черных конфетти, в камине не было.
На полу стояли картонные коробки. С надписями красным маркером: 1980, 1981, 1982–1983, 1984–1985, 1986–1989, 1990–1995, 1996…
Все — пустые. Безнадежно пустые.
В груди Мальвины поднималась хорошо ей знакомая волна глухого неудержимого гнева. «Значит, эта мразь Кредюль Гран-Дюк их просто кинул! Ее дед с бабкой восемнадцать лет платили ему, и не только гонорары, но и возмещали ему расходы на поездки, а что получили взамен?