У летного состава интересно получается: каждое утро они будто заново встречают друзей, да так, словно не видели их много-много времени. А с вечера, когда полк стоял в строю и получал задание, и прошло-то каких-нибудь шесть-семь часов.
По пути в столовую Жорка Гриневич, летчик, весело заявил:
— Наземные Неман перешагнули, Пруссия под нами, — по всему, конец фрицам приходит!
Собственно, он высказал совсем не новую мысль. Давно уже каждый солдат чувствовал близость победы. А веру в нее он не терял и в тяжелые месяцы лета сорок первого года, и в боях у Волги тоже в нелегком сорок втором.
Штурман Михаил Агеев думал о своем:
— Слушай, Жорк, серия накрыла эшелоны на станции красиво. А ни взрывов, ни пожаров. Обидно!
— Чего тут обидного? Бомбы-тo фугасные! В вагонах могло и не быть никакой взрывчатки. Средний эшелон едва ли уцелел. Сам видел разрывы. И то дело!..
В старом польском замке, где размещалась эскадрилья, лежа на постели, летчик, уже сонный, повторил:
— Нет, славно сегодня поработали… Конец фрицам, ясно!..
Однако поспать экипажу не удалось. Кажется, только-только заснули, как летчика и штурмана растолкал посыльный. Агеев первым открыл глаза и тут же зажмурился: яркие, льющиеся через окно лучи солнца ослепили. Громким шепотом посыльный заявил:
— По тревоге! Требуют в штаб!
Тревога есть тревога. Смущало, почему подняли лишь один экипаж. Да еще утром! А у них ночной тихоходный бомбардировщик.
В штабе никто не спал, все были на местах. Это настораживало. Командир — высокий, пожилой, седоватый подполковник — задачу поставил предельно коротко:
— Разведать переправы через Неман и состояние дорог на Августув. Вылет — по готовности.
Штурман тихонько толкнул летчика:
— Жорк, а ведь по карте это наша территория! Чего же ее разведывать?
Гриневич опять повернулся к командиру:
— Товарищ подполковник, а линия фронта изменилась?
Командир посуровел:
— У нас нет сведений. Линию фронта по данным на вечер вы знаете.
Михаил по пути на аэродром посомневался:
— Что-то не то. Ясно, изменилась. Как думаешь?
А летчик уже забыл о своих сомнениях. Он щурил глаза, улыбался.
— Да ты посмотри, какая красота! Чего хмуришься?
Утро ясное, солнечное. На небе — ни облачка. На зеленом ковре аэродрома поблескивали мириады зернинок росы. Казалось, в каждой из них отразилось по лучику солнца. В росе были и листья обрамлявших опушку леса кустов. И деревья словно с картины — кроны свежие, неправдоподобно зеленые.
В лесу щебетали птицы. Никаких других звуков. Ни взрыва, ни выстрела, ни гула самолетов или машин. Словно и войны-то нет. В самом деле на аэродроме было красиво.
— От Гродно до Августува территория уже наша. Если командир говорит… Да в такую погодку полетать — чудо! Пойдем на малой высоте.
Гриневич явно был доволен предстоящим полетом. Он обещал быть, по его мнению, отличным, тем более, что задание-то самое простое.
Агеев промолчал. Штурман не разделял мнения своего друга. И, как оказалось, был прав.
Вот и взлет. На высоте до ста метров бомбардировщик вышел к Гродно. Поблескивал под лучами солнца Неман. Теперь предстояло лететь на север по реке, искать переправы.
Первую переправу увидели издалека.
Штурман удивленно присвистнул:
— Жорка, посмотри, почему на восточном берегу полным-полно артиллерии!
— Вижу. Колесо к колесу почти. Что им тут делать?
Этого экипаж не знал, не мог знать.
Переправа как переправа. Но никакого движения на ней не было. И у переправы, опять-таки на восточном берегу, большое сосредоточение артиллерии.
Теперь уже и летчик перестал радоваться полету в ясное тихое летнее утро.
А когда обнаружили, что и на второй переправе нет движения, Гриневич возмутился:
— Черт знает что! Ничего не понимаю! Переправы строили наши войска. Командование знает же, где они находятся. Чего их разведывать? Тут какую-то каверзу немцы ночью сочинили, не иначе!
Пролетев заданное расстояние на север, бомбардировщик развернулся на юго-запад, взял курс вдоль шоссе, ведущее на Августув.
Впереди горел город Сопоцкин. Прошло уже немало дней, как он был освобожден нашими войсками. Тот факт, что он горел, ни о чем еще не говорил. Городок мог загореться и после ночного налета немецких «юнкерсов».
В километре от городка штурман увидел на земле противотанковые пушки. Их длинные стволы «смотрели» на юг. Артиллеристы размахивали пилотками и почему-то показывали на восток, кричали. Это хорошо было видно с высоты каких-нибудь пятидесяти метров.