— Готов, — коротко ответил Коноплин.
— Тогда поехали!..
Взревели турбины, и, тенью мелькнув по бетонированной полосе, бомбардировщик ушел в темноту. Летчик знал: будет нелегко в полете. Еще лучше знал обстановку штурман.
Вскоре с борта самолета на командный пункт стали поступать донесения:
— Место… Время… Встретил грозу. Меняю курс…
— Обойти грозу с запада нельзя. Новый курс…
Становилось ясно, что гроза занимает слишком большой район. Бомбардировщик несколько раз менял курс, но пробиться к цели пока не мог.
У карты собралась большая группа авиаторов. Они следили за полетом, строили свои предположения. Командир снова и снова оценивал обстановку и наконец сказал:
— Возвращать машину не будем. Ладилов сам видит погоду. Видит лучше нас и сам решит на месте. Да и Коноплин у него…
А в воздухе Евгений то и дело звал штурмана:
— Лешка! Давай курс! Слышишь, давай новым курс!..
Справа и слева — частые вспышки молний. Они почти непрерывно озаряли нагромождение гигантских грозовых облаков. У каждого члена экипажа было такое ощущение, будто с обеих сторон противник ведет невиданной плотности и силы зенитный огонь. Казалось, облака готовы были вот-вот сомкнуться, и тогда бомбардировщик очутился бы в центре грозы, что могло привести к беде.
Коноплин напряженно искал лучший, безопасный путь. И действительно, когда надежда почти иссякла, он обнаружил проход между двумя грядами далеко отстоящих друг от друга облаков. Решили воспользоваться им.
Решение было правильным. Бомбардировщик прорвался-таки к цели. Но это был тяжелый полет.
На аэродроме Ладилов вылез из машины мокрый.
— Ну и ну! В самом пекле побывали. Почище, чем на войне! — заметил он.
Алексей и сам устал. Он понимал, насколько тяжело было другу вести самолет, сочувствовал ему. Может быть, поэтому штурман не упрекнул летчика за то, что тот иногда с трудом поддавался уговорам вести бомбардировщик только по заданному штурманом курсу.
Не напомнил Евгению. Не сказал никому. Тем более, что Ладилова в полку встретили чуть ли не как героя.
Постеснялся или поскромничал? Алексей и сам не знал. Но позже он не раз вспоминал об этом полете.
ВСТРЕЧА ВТОРАЯ
Вечером обоим не хотелось уходить из гостиницы. Настроение у Коноплина было скверное. Конечно, не потому, что он завидовал Ладилову, которого похвалили командир полка, майор Деев. Хвалили и его, Алексея. Вот тут-то бы и сказать о поведении летчика в воздухе. А он промолчал. Почему? Алексей и сам не знал. Наверное, из-за какой-то ложной скромности.
Они были настолько близкими друзьями, что Ладилов быстро разгадал состояние Коноплина.
Алексей сидел за столом, читал книгу. А Евгений сначала покопался в тумбочке, взял полотенце, вышел. Возвратился скоро с мокрыми волосами, раскрасневшийся, довольный — побывал в душевой. Покосился на Алексея. Тот даже не поднял головы. Ясно — сердится.
Насвистывая, Евгений, походил по комнате, прилег на кровать, незаметно для себя заснул. А когда проснулся, в комнате горел свет. Алексей по-прежнему сидел за столом, читал.
За окном темно. Значит, поздний вечер. Ладилов посмотрел на хмурое лицо Коноплина, не выдержал:
— Ну, чего же ты сердишься? Как кисейная барышня!
Алексей поднял голову.
— Ты знаешь, почему.
— Почему, почему. Ничего я не знаю! Нас похвалили, пролетели мы маршрут отлично А он надулся, как гусак.
Коноплин усмехнулся:
— Гусак совсем не я, а ты. И надулся не я. — Алексей встал. Лицо его покраснело. — Ты надулся какой-то дурной спесью!
Теперь вскочил и Евгений.
— Это я? Как так? Откуда спесь?
— Вот и я думаю, откуда.
Ладилов побагровел, сжал кулаки.
— Так ведь хвалят нас обоих! Хвалят! А раз так, значит, есть за что, а? Есть! Полет-то какой был! Сам понимаешь. Эх ты!
Коноплин снова сел, взял книжку. Ладилову он ничего не ответил.
— Ну, скажи, в чем же моя спесь проявлялась? В чем?
Алексей молчал.
— Молчишь? Тогда и не начинал бы!..
Евгений вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Возвратился нескоро. Он подошел к Коноплину, положил руку на плечо и уже совсем другим голосом, тихо, без крика, спросил:
— Леша, в чем дело? Ты же никогда не был молчуном. И мы всегда всем делились друг с другом.
Коноплин, тоже в какой-то степени успокоившийся, положил свою руку на руку Ладилова.
— Женька, ты и прежде иногда своевольничал в полетах. Что же, командир экипажа. А вот за правильно выполненный маршрут отвечает не только командир, а и штурман. Пожалуй, даже штурман больше. Для этого он и находится в своей кабине, ведет расчеты.