— Крепись, поживем еще!
Барков наломал еловых веток, уложил на них штурмана и перевязал рану.
— Саша, крепись! В случае чего, я сейчас же буду здесь! Слышишь?
Он быстро вернулся на поляну. Когда почувствовал знакомый запах бензина и ощутил под руками еще теплые цилиндры мотора, к горлу подкатил твердый комок. Посмотрел на неподвижный винт, на правую плоскость — у нее слегка была повреждена консоль — и тяжело вздохнул. «Все, отлетался, друг».
Единственным звуком, доходившим до слуха Николая, было падение капель в снег. Машинально он подставил ладонь под эти капли, и когда поднес ее к лицу, почувствовал резкий запах бензина. «Откуда идет бензин?» Ощупал карбюратор и не нашел никаких признаков повреждений. Опробовал тяги управления мотором и увидел, что только тяга газа слегка погнута, видимо, от скользящего удара осколком. Толкнул винт, и он легко поддался, так же как и обычно, когда мотор был исправен. Мелькнула мысль: «А что, если?..»
Николай раскрыл капот мотора, достал карманный фонарик и, пропуская между пальцами руки узкую полосу света, лихорадочно стал искать повреждение. В моторе его не оказалось. Тогда он проследил путь, по которому стекал бензин. За мотором рука нащупала рваные концы бензопровода. «Почему он стекает отсюда? Плохо перекрыт бензокран?»
Вновь и вновь руки ощупывали концы, а в сознании уже крепла надежда, гулко заколотилось сердце. «Если это только единственное повреждение, то его можно устранить!»
Не раздумывая долго, Николай достал из самолета брезентовый чехол от кабины и, чтобы не стыл мотор, накрыл его, потом сверху набросил свою меховую куртку и снова принялся за работу.
Неисправностей больше не было. Барков влез в кабину и попробовал открыть бензокран. Послышался шум льющегося на снег бензина. Значит, он поступал нормально. Но чем соединить концы перебитого бензопровода? Николай обшарил бортовую сумку. Здесь ничего подходящего не нашел; поискал в карманах меховых брюк — там только плоскогубцы; покрутил в руках ракету, размышляя, нельзя ли использовать ее И тут его взгляд упал на резиновый шланг переговорного аппарата. Это и было то, что требовалось.
А восток все светлел и светлел. Автомашины были не страшны: они проносились быстро по шоссе. Другое дело — медленно двигающийся обоз. Николай понимал, что дорога каждая минута.
Он быстро отрезал кусок резинового шланга. Однако соединить концы перебитого провода оказалось нелегким делом. Как только начинал стягивать накрученную на конец шланга проволоку, она срывалась, и все приходилось начинать сначала. Замерзшие пальцы плохо слушались. Наконец с помощью плоскогубцев и проволоки удалось достаточно прочно закрепить концы шланга на перебитом бензопроводе. Бензин теперь без утечки мог поступать в мотор.
Николай подышал на совершенно окоченевшие руки, зябко подергал плечами, потом попробовал стенки цилиндров: они были уже холодными. Глянул на посеревшие вокруг деревья, кусты у шоссе — начинался рассвет — и подумал: «Все на пределе». Потом быстро пошел к месту, где оставил штурмана.
Колесник дожидался товарища на том же месте.
— Саша! Можешь мне помочь запустить мотор? Хватит ли сил? Может быть, успеем, вылетим, пока не заметили самолет, или…
Он не договорил. Обоим было понятно, что означает это «или». Штурман скосил глаза на летчика, скупо ответил:
— Постараюсь…
Взвалив Колесника на плечи, Николай пошел опять к самолету.
Все вокруг серело. Отчетливо стали видны границы поляны. Совсем редким и низким оказался кустарник в стороне, где проходила дорога. Опасность быть обнаруженными возрастала с каждой минутой.
Немецкие машины на шоссе появлялись совсем редко. К утру их сменил нескончаемый поток армейских повозок и крытых фургонов.
«Отступают», — злорадно подумал Барков.
Когда он, напрягая последние силы, приподнял штурмана повыше, чтобы удобнее положить его на плоскость, тот неожиданно выскользнул из рук и ударился о край трапа. Стон товарища больно отозвался в сердце Николая.
— Прости, Саша!
— Ничего… что делать!..
Медленно и осторожно, с помощью летчика штурман забрался в кабину.
На поляне было совсем уже светло. Лес еще казался черной громадой — там стояла темнота, на шоссе же можно было различить не только отдельные повозки, но и людей.
Николай снял с мотора куртку и надел ее на себя, снял чехол, потом окинул взором поляну, шоссе, наметил направление взлета и тихо спросил:
— Готов, Саша?
— Готов, — так же тихо ответил штурман.