Динамический рисунок площади: как бы от брошенного в центр камня расходятся круги — постоянные волны от центрального камня площади.
Теперь я начинаю сомневаться, на той ли площади видел их. Я не фотографировал, у меня нет доказательств. Несколько дней подряд я рылся в фотоальбомах Будапешта, фотодоказательствах других людей, но той площади не нашел. Это было странное занятие. Я рассматривал фотографии Будапешта и не узнавал его. Тот Будапешт, в котором я прожил семь дней, был совершенно иным. Фотографии давали не облик его — рабочий портрет, описание довольно подробное, но неточное.
Последний путь по Петефи хид, показавшийся таким долгим в первый день приезда, когда я шел по нему в Пешт, и таким мимолетным, когда возвращался в Буду.
Длинная тень моста отражалась в серо-зеленых, мутных водах Дуная. Крошечная тень передвигалась вдоль большой, последняя оставалась неподвижной. Маленькая тень время от времени исчезала, совпадая с тенями опорных столбов. То она была, то со не было. Была ли она на самом деле?
Что оставлял после себя иностранец, путешественник, мимолетный визитер — тень в Дунае? Одна мысль задержала меня на мосту. Может быть, это старая, невысказанная любовь к Москве выплеснулась нежданной нежностью к Будапешту? Может, все-таки легче оказалось объясниться на чужом языке? Так неумело, поспешно, словно вспомнив и боясь позабыть, мы раздаем порой не по назначению старые наши долги: чужим городам, чужим матерям и женам. В этот последний день в Будапеште я задал себе еще один странный вопрос: смог ли бы я остаться здесь навсегда? Здесь или еще где-либо, где, судя по всему, мне должно быть хорошо. Это ли не испытание для настоящей любви? Но нет, я не мог представить себя живущим ни в одном городе, ни в одной стране мира, кроме той, которой принадлежу. Я предупредил портье, что за мной придет машина, чтобы везти на аэродром. Уточнил на пальцах: аэродром, самолет Будапешт — Москва, машина. Он никак не мог понять, что такое машина.
— Автомобиль, — сказал я.
Смущенная улыбка: не понимает.
Я подыскивал слова: автомобиль, автобус, авто.
Портье расплылся в улыбке.
— Авто? Да, да, конечно.
Я поднялся в номер, собрал вещи и не стал ждать — спустился вниз.
На улице было жарко. Петефи хид, отель «Университас», Ирини Йожеф были белесы от яркого света, почти бесцветны. На какое-то мгновение мысль о том, что обо мне забудут, показалась привлекательной и желанной. Потом испугался: что, если в самом деле забудут?
Назначенное время истекло. Я стоял на краю тротуара, и мимо на огромной скорости проносились машины. В растерянности я глядел по сторонам, недоумевал и злился. Из подъезда вышел портье с каким-то лощеным иностранцем, показал в мою сторону. То ли я что-то забыл в номере, то ли в последнюю минуту кому-то из делегатов понадобилось переговорить со мной. Самое подходящее для этого время. Ко мне подошел человек в лакированных ботинках: красавец, разведчик, спецуполномоченный. Разве я в чем-нибудь провинился? Меня решили задержать? Может быть, в своих одиноких прогулках по Будапешту я заходил не туда, куда следовало, и видел то, что не надлежит видеть иностранцу?
Человек улыбнулся. Ниточка усов поползла в сторону:
— Ваша машина. — Он жестом показал в сторону подъезда, у которого осталось заметно поредевшее множество машин туристов, чьи голоса я слышал в первый день, отправляясь в далекое путешествие по Петефи хид.
— А я, вы знаете, ждал-ждал, думал, никто не приедет, собирался такси искать…
Человек улыбается и молчит, а в глазах у него плывет, как у боксера при нокдауне.
— Вы меня понимаете? — спрашиваю.
Ослепительная улыбка.
— Я плохо говорю по-русски.
Сверкает эмаль новенькой «Волги», качается брелок на ключе зажигания. Мы кое-как изъясняемся на сложном англо-русском наречии.
— Будапешт — очень красивый город.
(Откуда взять другие слова? Так мало их в скудном словаре обоим нам понятных слов.)
— Вы впервые в Будапеште?
— Впервые.
Но за окнами мчащегося автомобиля уже нет Будапешта.
Аэродром. Зал регистрации. Шоколад, сувениры, купленные на последние форинты в аэровокзальном киоске. Ожидание. Преддверие экстерриториальности.
Вдруг я увидел молодую женщину. Она стояла и курила рядом с киоском, где продают сувениры, кого-то искала глазами в толпе.
— Эржи! Эржи! Венцел! — крикнул я.
Она оглянулась и смотрела некоторое время в мою сторону, но не увидела, не узнала меня, потому что нас разделяли люди и расстояние, и сам я видел ее с трудом в просветах между идущими.