Не обязательно отвечать на все вопросы. Будем благодарны, если Вы ответите на те, которые покажутся Вам наиболее интересными и важными».
Иногда для совместных действий объединяются старики, главным образом те из них, которые работают с соисполнителями по форме номер пять. В самом деле, как не объединяться им, если порой кажется, что так называемая творческая молодежь только и ждет, когда вымрут, сойдут на нет старики. Точно старики — это не стабильное начало жизни, а какой-нибудь прошлогодний снег. Словно старики — это прошлогодний снег, который мешает приходу нового лета и тормозит наступление новой весны, а молодежь — это как бы подснежники и фиалки, которые душит и давит этот старый, ноздреватый, по чистому недоразумению сохранившийся снег.
Причем нередко случается так, что в роли «стариков» выступают тридцатилетние, а в роли «молодых» — шестидесятилетние обитатели Каминска. Ибо для института Крюкова понятия «старый» или «молодой» — диалектические понятия. Тут и внешность и возраст могут быть обманчивы и ничего не значить. Старик — это прежде всего тот, кто работает с соисполнителями по форме номер пять. Но это к слову. Чтобы не путаться, оставим в основе общепринятый, возрастной смысл.
Заметим, что в старину (разумеется, применительно к истории института Крюкова) старики традиционно выступали в роли консерваторов и прагматиков. Но в последнее время можно наблюдать довольно странную, казалось бы, даже противоестественную тенденцию, когда молодежь и старики как бы меняются местами. Теперь многие старики сетуют: «Какая-то она приземленная, эта нынешняя молодежь. Иные со школьной скамьи обсуждают свою будущую профессию с той точки зрения, какие материальные блага она им принесет. Мы в их возрасте удила перекусывали, в небо рвались».
Таким образом, старики старикам рознь, как и молодые молодым.
— Уж такая она теперь прыткая, — язвят старики-консерваторы, — эта нынешняя молодежь. Только успевай поворачивайся, не зевай. Чуть что — сами вперед, а тебя в сторону. «Вы, — говорят, — тормозите прогресс».
Идет такой недовольный старик к другому такому же и находит в его душе отзвуки собственных переживаний. Один жалуется на Крымова, другой — на Свадьбина.
— Правда, — говорит первый, — парень он способный, ничего не скажешь: способный и знающий в своей области. Развитой парень. Но что касается основного — того, что должно летать, в этом он ровным счетом ничего не смыслит. А гонору хоть отбавляй. Ему подсказываешь, поправляешь, для его же блага стараешься, а он и слушать не хочет. «Вы, — говорит, — задачу четко поставьте, а уж в биологии, — говорит, — я и сам как-нибудь разберусь. Каждый, — говорит, — должен заниматься своим делом. Вы, мол, сами не знаете, что вам нужно».
— Вот и Свадьбин у меня такой же. Заявки пишет — в авторы не включает. Самостоятельность проявляет. Будто, понимаешь, не в коллективе работает, а сам по себе. Все, понимаешь, включают как руководителя, а он нет. Завтра на экспертном совете будет докладывать одну такую заявку. Ты бы как член совета того… а?
— Ладно, — говорит первый, — мой тоже должен скоро отчитываться о проделанной работе. Так что и ты при случае…
— Ничего, — говорят они оба многозначительно и в том смысле, что есть еще порох в пороховницах, что мы, мол, еще посмотрим, кто кого.
Потом старики как бы пьют чай, потому что их беседа напоминает питье чая с сахаром вприкуску.
А затем один из них идет к третьему старику и начинает вроде бы незначительный разговор. И третий старик согласно кивает. Но когда речь заходит о Свадьбине, третий старик перестает быть вдруг своим, понятливым таким, хорошим стариком. Он говорит:
— Правильно делает твой Свадьбин, что фамилию начальника в авторы не включает. Да и тебе это зачем? Всякий поймет, что не твоя это работа, а его. Ты, старик, хоть и не учен, да толчен. Это тоже кое-чего стоит. А Свадьбин, — говорит, — парень, на мой взгляд, способный. Дай нам бог побольше таких сотрудников. Что касается Крымова, — говорит, — я его тоже знаю. Голова у него золотая и руки золотые. То, что он своего начальника дураком считает, — так ведь так оно и есть. Это и без него все знают.
Таким образом, третий старик первым двум все дело портит. И очень скоро весь институт узнает, что первый старик плетет интриги против своего сотрудника Крымова, а второй — против другого сотрудника, Свадьбина. Общественность начинает с подозрением относиться к мнению первых двух стариков, а мнение третьего становится определяющим. Руководство, в свою очередь, начинает думать о том, всякий ли воин вверенной ему крепости находится на своем месте.