— Что с тобой? — тревожится жена.
— Папа, почему ты грустный? — спрашивают дети.
Его пытаются развеселить, тянут в кино, дети просят поиграть, побыть с ними — и он идет и играет, но движения его деревянны, и играет он как бы во сне. Измученный, он дает себе слово не вспоминать больше о работе, но это оказывается выше его сил.
Он думает: «Другие живут как люди, а я почему-то не умею». Но измениться не может.
«Ишь, — думает о таком коловертце иной каминчанин, — работает он! Все не работают — он один работает. Ставит из себя бог знает что».
Зато праздник у коловертца может случиться в самое неподходящее для праздника время, когда каминчанин, полный сил после двух выходных дней, приступает к выполнению насущных дел очередной трудовой недели. Этот праздник не отмечен красным числом календаря, началом или концом рабочего дня или каким-либо другим регламентом. Он приходит как бы случайно, в любое время и знаменуется лишь осознанием того, почему кривая, которая должна была пойти вниз, пошла вверх. Это может быть даже не окончательное решение, но путь к нему. Самые тяжелые дни коловертца связаны не столько с неудачами в работе, сколько с тупиком — отсутствием реальной возможности что-либо предпринять, когда он, как слепой, не видит пути.
Но если такой путь вдруг откроется ему однажды, тот день станет праздником. Коловертец будет оживлен за обедом, в играх ничем не уступит детям, а знакомые скажут про него:
— Ну просто мальчишка! А ведь взрослый уже человек.
Вот еще что рассказывают старожилы. Будто бы непродолжительное время техническую политику Каминска осуществляли коловертцы. Первым их нововведением явилось снятие жестких ограничений с продолжительности рабочего дня и заметное смягчение дисциплинарного режима, вторым — резкое увеличение количества поисковых исследований. Примерно через месяц после этого случился в Каминске сильный пожар, причина которого так и не была окончательно установлена.
Загорелось ночью. Огонь подбирался к химическому складу с горючим, и это грозило большой бедой. Коловертцы собрались на спешное совещание. Из шестнадцати вариантов ликвидации пожара, среди которых было предложение послать кого-нибудь на машине в город за пожарной машиной, поскольку телефонный кабель оказался поврежденным, организовать встречную полосу огня, применить только что полученные кем-то из химиков огнегасящие добавки, впрочем, не опробованные в реальных условиях, — из этих подробно обсужденных коловертцами шестнадцати вариантов надлежало выбрать один, ибо от принятия правильного решения зависело само существование института Крюкова, директор которого, тов. Крюков, находился в это время в служебной командировке.
Тем временем каминчане под руководством молодого тогда Абанина раздобыли мотопомпу, опустили заборный шланг в Коловерть и принялись гасить огонь. Всем запомнилось, как тихий, сдержанный обычно Абанин ворвался в кабинет заместителя директора по научным вопросам, где шло совещание, в обгоревшем пиджаке и заорал не своим голосом, чтобы срочно открыли склад и обеспечили эвакуацию горючего. Поскольку Абанин был страшен в эту минуту как черт, ему не осмелились не только возразить, но даже ответить толком, и исполнили в точности все так, как он велел.
Когда пожар был ликвидирован внутренними, самодеятельными силами при активной поддержке местной пожарной команды, коловертцы продолжили анализ возможных вариантов тушения пожара и пришли к выводу, что вариант, предложенный Абаниным, был оптимальным.
Тем временем Абанину, проявившему в критический момент незаурядные организаторские способности, было предложено занять освободившееся место заместителя директора, от которого он решительно отказался.
С одной стороны, стать начальником хотят многие. С другой — пойди найди его, когда он действительно нужен. Диалектика тут такая: того, кто сам хочет, руководство не слишком жалует, а тот, кого руководство выдвигает, зачастую отказывается.
— Пойми, — говорят, — дело требует.
— Да разве я не понимаю? — соглашается кандидат. — Только лучше кого-нибудь еще. Я не справлюсь.
— Справишься, — обещают ему.
— Это не для меня.
— Овладеешь, — утешают его.
— А как же основное дело? — обнаруживает себя наконец кандидат. — Не хочу я терять квалификацию. Да и работу свою люблю.