Вдруг кто-то толкнул меня в плечо, я вздрогнула и лениво повернулась:
— Ну, что еще?
— Тебя требуют к Бершанской, — услышала голос Акимовой. — Ты что, заснула?
— Угу.
Поеживаясь от холода, я вылезла на крыло.
— Че-ечневу-у к командиру полка! — нетерпеливо и, видимо, не в первый раз, прокричал кто-то во тьме.
В большой, с высокими потолками комнате, освещенной тусклой, в полнакала, лампой, уже собралось несколько человек. Помимо командования полка, здесь были Никулина, Смирнова, Попова, Амосова, Себрова, Санфирова и еще несколько летчиц.
Бершанская коротко доложила обстановку, ознакомила нас с задачей. Помолчав немного, добавила:
— Метеоусловия чрезвычайно трудные. Облачность низкая. Спускаться ниже ее и бомбить с такой высоты рискованно — осколками можно повредить свои же самолеты. А если выше лететь — цель не видна будет. Вот мы и решили с вами посоветоваться. Как быть, товарищи офицеры?
Наступила долгая пауза. Все задумались. В самом деле, где выход? Для слепых полетов, и особенно для слепого бомбометания, наши машины не приспособлены. Правда, нам приходилось действовать в тумане, но тогда, даже при отвратительной видимости, ориентиры все же хоть как-то просматривались, и это давало возможность вывести машину на цель. А как это сделать сейчас?
Мы молча выжидательно поглядывали друг на друга.
— Ну что, ветераны, или иссяк порох в пороховницах? — пошутила Рачкевич. — Неужели не сумеем выполнить приказ?
Ответом на это был сдержанный ропот недовольства.
— Тогда ищите выход. Вы же командиры, опыт у каждой солидный, воюете не первый год, возможности свои и машин знаете. Предлагайте, а там обсудим, взвесим, глядишь, и отыщем нужное решение.
— Да чего его искать-то? — произнес кто-то. — Он весь на виду как есть. Надо работать из-под нижней кромки облаков.
— Чтобы погубить самолеты и людей? — резко спросила Бершанская.
— Почему непременно погубить? — разом заговорили все. — Что, мы разве не бомбили с малых высот? А Тамань, а Крым?
— Там было другое дело, — заметила Ракобольская.
— Почему? Бомбы другие, что ли?
— И бомбы те же самые, и люди, и машины, а вот случаи эти были единичными. Да и высота, насколько мне помнится, была большей, недосягаемой для осколков. Взрывная волна до машин добиралась, а для осколков угол подъема был велик. При высоте же облачности, которая имеется сейчас, осколков не избежать.
Спор разгорелся. В конце концов решили действовать так: к цели подходить под нижней кромкой облаков, затем подниматься в облака и бомбить уже оттуда, ориентируясь по времени.
И вот мы в воздухе. Акимовой немного не по себе. Я чувствую это по ее голосу, когда она обращается ко мне по переговорному аппарату.
— Да не волнуйся ты, — успокаиваю я ее. — Контрольный ориентир у нас надежный, не пропустим. Цель тебе знакома, путь к ней выверен до секунды, так что в расчетах ты ошибиться не должна. Ну а в случае чего, вынырнем из облаков и еще раз осмотримся.
— Хорошо, — согласилась Саша, — только выдерживай скорость. Постараюсь не промахнуться.
— За нашего «старикана» не беспокойся, не подведет. Бабуцкий основательно подлечил его в последний раз.
Минут через пятнадцать внизу тускло заблестела река Нарев, разделявшая советские и фашистские войска. Это и был наш контрольный ориентир. До цели оставалось рукой подать. Я ввела самолет в облака и стала набирать высоту, внимательно следя за приборами. В лицо тотчас пахнуло холодом и сыростью, точно из глубокого погреба.
— Как дела, Саша?
— Приготовься, осталось немногим больше минуты.
Мерно, чуть глуше обычного, рокотал мотор. Незримо ползла навстречу липкая мгла, оседая на лице холодными каплями. Капли медленно скатывались по щекам, попадали за воротник и разбегались по телу ледяными мурашками, заставляя вздрагивать и поеживаться. Я недовольно ворчала, тихонько поругивая непогоду. Акимова, видимо, услышала мое бормотание, спросила:
— Ты чего?
— Да так. Кусаются, черти!
— Кто кусается? — удивилась Саша.
— Не насекомые, конечно. Капли за ворот попадают. Ну а до цели нам еще далеко?