Снова раздался голос Гуидо:
– Пожалуйста, сосредоточьтесь. А теперь просите, чтобы заклинаемый вами дух дал о себе знать движением стола.
Меня устраивало, что он продолжает заниматься одним только столиком. К тому же стало очевидно, что Ада безропотно сносила тяжесть моей ноги. Если бы она меня не любила, вряд ли она бы это вытерпела. Наступил решающий момент. Убрав со стола правую руку, я тихонько обнял ее за талию.
– Я люблю вас, Ада, – шепнул я и придвинулся к ней вплотную, чтобы лучше расслышать ответ.
Сначала она ничего не ответила. Потом еле слышно, но так, что я все-таки сообразил, что это Аугуста, она сказала:
– А почему вас так долго не было?
От удивления и досады я чуть не упал со стула. Но тут же понял, что если хочу наконец устранить со своего пути эту неотвязчивую девицу, я должен оказывать ей уважение, которое джентльмен вроде меня оказывает всякой любящей его женщине, пусть даже она будет самым некрасивым созданием на свете. Как она меня любила! Я чувствовал ее любовь даже сквозь свое страдание. Только любовь могла подсказать ей не открывать мне сразу, что она не Ада, а задать вместо этого вопрос, которого я тщетно ждал от Ады и который сама она, конечно, приготовилась задать мне сразу же, едва меня увидела.
Следуя какому-то инстинктивному чувству, я ничего не ответил и после мгновения нерешительности сказал:
– Хорошо хоть, что я открылся именно вам, Аугуста. Я ведь знаю, как вы добры.
Потом я вновь обрел равновесие на своем треножнике. Пусть я не выяснил отношений с Адой, но зато это мне в полной мере удалось с Аугустой! По крайней мере тут уже не может возникнуть никаких недоразумений.
Гуидо снова сделал нам замечание:
– Если вы не желаете помолчать, то не к чему попусту терять время, сидя в темноте.
Он не знал, что пока мне еще нужна была темнота: она скрывала меня от присутствующих и давала возможность сосредоточиться. После того как я обнаружил свою ошибку, единственный вид равновесия, который мне удалось обрести, – это равновесие на стуле.
Я еще поговорю с Адой, но тогда, когда зажгут свет. У меня было подозрение, что слева от меня сидит не она, а Альберта. Как бы это уточнить? Это сомнение чуть было не опрокинуло меня влево, и, чтобы удержать равновесие, я оперся на столик. И тут все закричали: «Он движется! Он движется!» Так благодаря своему нечаянному жесту я получил возможность выяснить желаемое. Откуда доносился голос Ады? Но опять всех заглушил голос Гуидо, требовавшего от нас молчания, к которому я с удовольствием принудил бы его самого. Придав своему голосу умоляющую (о, идиот!) интонацию, он обратился к духу, который, как он полагал, присутствовал среди нас:
– Прошу тебя, скажи нам свое имя, пользуясь при этом буквами нашего алфавита.
Гуидо предусмотрел все: он боялся, как бы дух не заговорил по-гречески.
Я решил продолжать начатую комедию, а сам тем временем вглядывался в темноту, пытаясь разыскать Аду. Мгновение поколебавшись, я приподнял столик четыре раза, так что получилась буква «г». Эта мысль мне так понравилась, что, несмотря на то что для буквы «у» мне пришлось приподнять столик бесчисленное количество раз, я тем не менее без запинки продиктовал все имя Гуидо. Боюсь, что выбрать это имя заставило меня желание отправить его самого к привидениям.
Когда имя Гуидо сложилось полностью, раздался наконец голос Ады.
– Может быть, это кто-нибудь из ваших предков? – высказала она предположение. Она сидела рядом с ним! Мне захотелось так тряхнуть столик, чтобы он вклинился между ними и отделил их друг от друга.
– Может быть, – сказал Гуидо. Оказывается, он к тому же еще и верил в духов, но теперь он был мне не страшен. Его голос был искажен неподдельным волнением, и я проникся радостью, которую чувствует фехтовальщик, заметив, что противник его не так опасен, как он полагал. Так, значит, все эти опыты он проделывал совершенно серьезно! Так он и в самом деле дурак! Обычно я сочувственно отношусь к людским слабостям, но слабостям Гуидо я сочувствовать не мог.
Он снова обратился к духу:
– Если тебя зовут Шпейер – стукни один раз. Если нет – два раза.
Так как ему непременно хотелось иметь предков, я доставил ему это удовольствие, стукнув один раз.
– Мой дед! – прошептал Гуидо.
Затем беседа с духом потекла совсем гладко. Его спросили, не хочет ли он что-нибудь сказать. Он ответил, что да, хочет. Касается ли это деловых вопросов или чего-нибудь еще? Деловых вопросов. Этот ответ я предпочел только потому, что для него нужно было стукнуть столом всего один раз. Потом Гуидо спросил, хорошие это новости или плохие. И хотя плохие должны были быть обозначены двумя ударами, на этот раз я без колебаний приподнял стол два раза. Но когда я приподнимал его второй раз, я почувствовал сопротивление: видимо, кто-то из присутствующих желал, чтобы новости были хорошими. Может быть, Ада? Но я налег на стол всем телом и легко одолел своего противника. Новости оказались плохими!