– Послушай. У нас с Алиной есть проблемы. И мы их решаем.
Последовательно. Точка. Никого больше это не касается.
Он уже отводил глаза:
– Понятно. Извини… Пожалуй, пойду на кухню.
И он ушёл, напевая известную джазовую тему: «Oh, happy day»…
Это был выход. Вместе с тем, сюрпризы продолжались, Пришёл отец вместе с Захарией, потом – Арсений с Мариной Александровной, – и уже в процессе обмена приветствиями отчётливо прозвучали намёки мужчин на некий секретный сговор. Я понимал: одновременное появление Арсения и Захарии в Питере не могло быть случайностью и уж, конечно, прямо не связывалось с нашим, пусть и сдвоенным, днём рождения, на то должны были быть особые, гораздо более веские причины. В общих чертах я о них догадывался, так как ещё во время наших бесед с Захарией, когда мы ехали вместе в Швейцарию, услышал весьма драматическую историю об одном из выпускников «школы», впоследствии ставшим известным биохимиком. Его звали Марк Коляда, и эта история началась несколько лет назад, получила блистательное развитие осенью, в том числе и на территории арендованной усадьбы, когда я мог наблюдать её лично, но тогда она явно не закончилась, а сейчас, очевидно, должна была подойти к своему финалу.
В подтверждение мысли о том, что речь действительно шла о Марке, меня подтолкнуло и поведение Марины Александровны, которая была непривычно молчалива, внешне почти никак не реагировала на загадочные реплики Арсения и Захарии, видимо, получив строгие указания никоим образом не вмешиваться «в опасные мужские игры», охотно исполняла свою роль «слабой женщины», что не мешало ей, впрочем, иронично-снисходительно поглядывать вокруг и улыбчиво перешёптываться с мамой о чем-то своём, «девичьем». Я услышал, как мама негромко сказала:
– Вы не находите, что это похоже на заговор?
– Но не преступный же, – тихо смеясь, ответила ей Марина Александровна.
О развязке этой удивительной истории я узнал несколько позже, точнее, в новогоднюю ночь, но чтобы описать её так, как она того заслуживает, мне потребовалось набраться времени и сил, чтобы вспомнить и заново всё осознать, вернувшись на несколько месяцев назад, в купе поезда, который мирно мчал нас с Захарией вдоль восточноевропейской полосы. За окнами тихо постукивали капли короткого сентябрьского дождя, освещённого лучиками солнца, проглядывающего из-за неровных туч, а вдали на ухоженном лугу, отчётливо были видны контуры немногочисленного стада медлительных домашних животных, да высоко в небо уходил островерхий шпиль деревенского красно-кирпичного собора.
Но здесь я должен пока остановиться, ибо последняя картинка уже целиком относится к давно отлетевшей, вместе с листвой и последними полётами бабочек, осени. Сейчас же, в декабре, всё ещё продолжается дружеский ужин: мужчины, как всегда, хвалят хозяйку и символически «облизывают пальчики» после каждой перемены, женщины смеются, сверкая глазами, воспитанные звери благородно присутствуют. Заметно отличается новичок застолья – Николай, почувствовавший себя гораздо увереннее после первых же тостов. Он завладевает вниманием, рассказывая с иронией о своём трудном детстве и юности с беспокойными родителями, продолжающими без устали, десятилетиями, ездить «за туманом и за запахом тайги».
– Когда же они возвращаются в город, – охотно вещает он, видимо, не очень задумываясь, насколько это интересно окружающим, – то живут почти так же, как там, в лесу, в палатках, с консервами и бутербродами, с песнями под гитару и бородатыми друзьями, правда, уже сменившими свои длинные свитера на удобные куртки и жилеты с многочисленными карманами.
– Спасибо, что они костёр в доме не разжигают, – похвалил родителей-путешественников Арсений. – А как теперь выглядят их женщины?
– По-моему они мало изменились, такие же жизнерадостные, весёлые, – довольно равнодушно ответил Николай.
– Это хорошо. – Арсений, как мог, поддерживал разговор, а мама попросила передать Николаю большое блюдо с рыбой и картофелем, запечённым с овощами.
– Ешь, мальчик, ешь, не стесняйся. Что тебе ещё предложить?
Отец негромко заметил:
– А не хочешь ли ты, Катенька, его усыновить?
– Где-то я уже слышал эту душераздирающую историю, над которой обычно плачут немцы и англичане, – быстро откликнулся Арсений, собрав свои чудесные морщинки вокруг глаз.
– А мне нравится идея, – задорно подхватила мама и посмотрела на меня с чуть заметным вызовом. – Ника постоянно гдето пропадает – на даче, в командировках, а то и вовсе скрывается на неизвестной квартире и улице, с названием, похожим на городпобратим, знаменитый своей галереей.