С. А. встала, подошла к окну, задёрнула шторы, потом, легко и неслышно двигаясь по комнате, зажгла светильники на стенах и на столах. В доме стало светло и уютно.
– Наверное, теперь вы сами расскажете мне, как дружно станут осуждать герои других ситуаций: в случае с матерями-одиночками – мужчин, в случае матери с сыном – женщин, а у матери с детьми – всю молодёжь, которая «не та пошла».
– Да, и снова, и снова притягивать в свою жизнь этих неверных мужчин, грешных женщин и неблагодарных детей. Пора мне сходить с накатанной колеи шаблонов обывателя. Но вот где взять этот новый, нестандартный взгляд удачливых людей, у которых получается то, что они осознанно замыслили, имеют то, что хотели получить, и не имеют того, чего не хотели?
Я задавал эти вопросы скорее риторически, не очень надеясь получить ответ. Но С. А. ответила:
– Вот видите, всё оказалось не так страшно, и вы уже сами довольно точно формулируете свой вопрос. Значит, пришло время. Поверьте, если вы чего-то очень сильно захотите и сможете создать внутри себя точное представление о своём желании, то всё придёт само собой – и новые мысли, и желанные люди, и нужные события. Только не думайте, что их приход будет громогласным и торжественным, подобно фанфарам. «Голос истины появляется в тишине, и звучит он тихо и нежно…» Она посмотрела на меня вопросительно, сделала паузу и добавила:
«…как необъяснимый привычными словами интуитивный шёпот».
Помню, она часто смотрела так на меня, как бы спрашивая, понимаю ли я то, о чём мы говорим. А я опять впал в состояние уныния и протеста одновременно:
– Нет! Нет! Я никогда не сумею это сделать!
– Не надо ничего «уметь», – терпеливо объясняла С. А. – У истины есть прекрасное свойство: её не надо учить или запоминать, если она открывается, не заметить её, тем более забыть, просто невозможно.
– Вашими бы устами…
В этот вечер было и ещё что-то неочевидное и невероятное. К сожалению, не могу вспомнить. Помню только, что в конце встречи С. А. заметила:
– Спешить не надо. Суета в таких делах не помощник. И хотя результат может сказаться далеко не сразу, можете считать, что «процесс уже пошёл».
С. А. улыбнулась своей милой лёгкой улыбкой и добавила:
– Мне очень нравится, что сказала однажды Елена Ивановна Рерих, правда, по совсем другому поводу: «Добро обязательно вернётся, пусть через 100 лет, пусть даже не к вам». Прелестно, не правда ли?
И хотя я тогда вовсе не разделял её восхищения и уверенности, фраза почему-то осталась в памяти, и только много месяцев спустя, мне кажется, я уловил тот внутренний смысл, который хотела мне передать С. А.
А в то время почти ежедневного общения с нею я стал замечать, что всё больше начинаю откликаться не только на слова, которые она произносила, но и на исходившее от этих слов очарование, вызываемое то ли особым тембром голоса, то ли непривычно звучащей для меня тогда неторопливой, подробной литературной речью, то ли какими-то оговорками, отголосками из жизни уже ушедшего мира. Все эти: «Голубчик», иногда даже «Государь мой»; «милости прошу» – вместо «проходите»; «иметь случай» – вместо «иметь возможность»; «третьего дня», «в булоШной у Елисеева»; обращение по имени-отчеству, без фамилии, как к ныне живущим, так и к ушедшим людям, которых она помнила и почитала, – эти слова, а также она сама, своим присутствием, каким-то непостижимым образом создавали совсем иную реальность, а содержание бесед, вместе с интонацией, взглядом, паузой, жестом, – раскрывалось постепенно, меняло смыслы, подобно растущему живому существу. Сначала, например, появлялось одно предложение: «Мир всегда откликается на то, что ты знаешь, и даже на то, что ты только готов ещё познать». К нему добавлялось другое: «Я становлюсь тем, что в себе прозреваю», и рядом выстраивалось третье: «Нужно быть не знающим, но познающим то знание, которое присуще твоей душе», иначе говоря, «Смыслы создаём мы сами, именно те, что мы способны в данный момент пережить». Иногда возникало что-либо достаточно известное, типа: «Познай себя, и ты познаешь Вселенную», и я был рад узнаванию. А потом вдруг все высказывания этой цепи приобретали дополнительное или даже новое значение, причём, что удивительно, прежние смыслы никуда не исчезали, напротив, чаще всего они обогащались какими-то деталями или оттенками мысли.
Должен был пройти довольно значительный период времени и моего доморощенного самообразования, чтобы я начал понимать, как много замечательных заимствований наполняли речи С. А., причём большая их часть носила характер так называемых «скрытых цитат», и лишь изредка упоминалось имя того или иного автора. До сих пор не знаю, на чём основывала она свой выбор – раскрывать или не раскрывать первоисточник. Как-то я набрался смелости и спросил, в каких случаях всё-таки дозволительны, необходимы или желательны ссылки на цитируемых авторов. Она легко разгадала мой язвительный подтекст и ответила, не задумываясь: