Захария испытующе посмотрел на меня и неожиданно добавил:
—
И вдруг судьба дарит ей такое счастье – возможность пострадать!
—
Захария, – остановил я его, – согласитесь, вы это только что сейчас придумали. Алина так не говорит.
Зря вы смеётесь! Конечно, не говорила и не говорит, но суть происходящего – поверьте мне на слово – она интуитивно ощущает именно так. Ведь ей уже известно, и не понаслышке: тот, кто в страдании ожесточается, обычно плохо кончает. Те же, кто его принимают как необходимую и естественную часть своей жизни, получают шанс более достойно и с меньшими потерями выйти из ситуации.
Захария ещё продолжал говорить, но его блуждающий, рассеяный взгляд ясно показывал мне, что собственные его мысли стали бродить совсем в другом направлении, а значит, есть вероятность не просто перемены темы, но как бы «переключения» её на другой регистр, что всегда чрезвычайно увлекало меня в наших беседах.
—
Вы помните Петра? – спросил Захария. – Он ещё был летом на дне рождения Сонечки, организованном в память о ней.
—
Конечно, помню. Такой симпатичный молодой человек, лохматый, в очках…
—
Между прочим, – перебил меня Захария, – этот лохматый молодой человек – один из тех немногих физиков, что могут без стыда произносить слово «Бог» и одновременно утверждать, что Мир подобен сложной компьютерной игре Творца и создан с помощью уникальной матрицы… И ещё что-то в этом роде. Но сейчас я хочу поведать вам о другом. У этого симпатичного молодого человека есть не менее симпатичная теория, и заключается она, если я правильно запомнил, в следующем. Строго говоря, она имеет отношение ко всему на свете, в том числе и к нашему с вами предыдущему разговору.
Захария мог этого и не пояснять, – я и так уже слушал его с обострённым вниманием.
—
Пётр говорит о прогнозах, – продолжал Захария. – доказательно излагая факты «прорастания» их на любом материале, неважно, науки, мифа или искусства – при условии, что авторы способны учитывать важнейшие социальные вызовы и, разумеется, новейшие исследования в выбранной области. Естественно, у него есть научные работы, где всё изложено так, как принято среди специалистов. Меня же интересует всего лишь несколько идей, которые на мой гуманитарный взгляд могут быть с успехом приложимы как к жизни, так и к искусству. Надеюсь сейчас заинтересовать ими и вас.
Захария поддразнивал меня, но я и сам охотно шёл ему навстречу.
—
Вот, послушайте, – продолжал он. – Человечество всегда понимало и понимает: если умрёт идеализм, то вместе с ним исчезнет и Любовь, и Вера, и Надежда, а также Мечта и Героизм, «пленительная недоговорённость чувств» и вообще вся романтика жизни. При этом оно – человечество – по-прежнему заблуждается, несмотря на трагический, многократно повторяющий себя опыт, и никак не хочет признать, наконец, что битва Добра и Зла – вечна, вечен и круговорот падений и побед, что любые, якобы, завоевания оказываются на поверку бесплодными, пока все «вечные сюжеты» попрежнему вертятся вокруг одного и того же конфликта, а именно: противостояния реальных или мифических сил (договоров о совместной прекрасной жизни и прочее) – всё тому же всевластию.
Захария говорил и обращался не только ко мне, но как бы ко всем, кто готов его слушать:
—
В том-то и штука, уважаемые господа, что необходимость «сильной руки» и «абсолютной власти», без которых к ужасу большинства на Земле непременно воцарится анархия, а значит, и всеобщая катастрофа, – эта мысль по сути не подвергается сомнению, – в отличие, скажем, от идеи, условно говоря, демократии (или какого-либо иного, более совершенного устройства общества), о которых люди даже не имеют толком никакого, тем более единого представления., кроме того, что они противоположны тирании власти.
—
Не так ли, мой друг, – обратился Захария ко мне, – ведь и вы размышляете о необходимости преодоления Зла прежде всего в самом себе, максимум в объединении с единомышленниками, – причём настолько свободном, что оно, в силу разных причин, может рассыпаться в любой момент. И только обретя внутри себя это Небесное Царство, люди, может быть, додумаются и до устроения своей жизни на каких-то иных, более совершенных основаниях.