Ну, кое-где я всё-таки побывал – в горах, на морях-океанах… Но ты прав, там всё было совсем другое, хотя словами выразить эти ощущения я, пожалуй, ещё не смогу.
Почему? – Пётр с интересом смотрел на меня.
—
Потому что это – «скрытое», «тайное» знание.
–
–
Для кого?
—
Для меня, конечно.
—
А помнишь, о чём они там говорили? – вдруг оживился Пётр. – Мозг неразвитый или развитый не в ту сторону, при молчании сердца, таит в себе огромную беду, ибо порождает настоящие эпидемии духовно-душевно-телесных заболеваний, как у отдельного человека, так и у целых народов. Мы уже это сегодня наблюдаем, начиная от агрессии (ложно- или вообще немотивированной), стремления к уничтожению всего живого, в том числе и самого себя, – до тотального разочарования и безумного страха перед жизнью. В результате – страдания души и тела у одних и непреходящие «шум и ярость» – у других. И ведь против подобных заболеваний бессильно всё, кроме изменения себя и своего же сознания. Ибо:
«о чём ты думаешь, у того ты и в плену».
«Вот и Сонечка так говорила», – подумал я и добавил вслух:
—
Уже известно отдельным людям, даже кое-где напечатано, что, познав себя, точнее, непрерывно себя познавая, никто не остаётся тем, кем он был прежде. Когда ты познаёшь себя, всё сущее познаёт тебя тоже. И процесс этот необратим! Казалось бы, почему не взять это готовое знание? Вот оно, лежит на поверхности и предоставляет человеку – безвозмездно! – такие возможности, какие ему и не снились. И здесь умение справляться с негативными переживаниями и нежелательными ситуациями, а то и предвидеть их, занимает далеко не главное место.
У меня были ответы на свои же вопросы, но мне хотелось услышать, что думает по этому поводу Пётр.
—
Наверное, потому, – стал размышлять он, – что человек может услышать только того, кому он равен, а равен он тому, кого понимает. Иными словами: человек понимает других людей лишь в той степени, в какой понимает самого себя, а также исключительно на уровне понимания своего собственного бытия. Конечно, это великолепное и редкое искусство – познание и творение самого себя (если не рассматривать его с точки зрения обыденного сознания). Но ведь кто-то же смог это сделать! Так почему не я? Почему бы и мне не принять этот весьма достойный вызов самой жизни? – Пётр обаятельно улыбнулся. – Вспоминая роман Хемингуэя, можно ещё добавить: «Не спрашивай никогда, по ком звонит колокол, – он звонит по тебе».
Совершенно особая привлекательность личности Петра для меня во многом определялась тем, что он как говорил, так и жил. Мама тоже это сразу отметила, приняла его безоговорочно и постоянно приглашала к нам домой.
—
Он умен, образован, чуток и деликатен, – говорила она мне, – а такое сочетание встречается не часто. Поверь моему опыту общения с несколькими поколениями молодых людей.
И с появившейся у неё в последнее время в разговорах со мной сочувственной интонацией заканчивала:
—
Хорошо бы вы подружились. А то ты всё один да один…
Я понимал, что её беспокоит и что способно, хотя бы частично, смягчить её беспокойство: откровенный разговор о моей «сокрытой от глаз» личной жизни. Но мы никогда прежде с ней об этом не говорили, и сейчас у меня не было ни малейшего желания нарушать сложившуюся традицию, тем более, что ничего, кроме неловкости, это бы нам не принесло. Так что мы по-прежнему обходились полусерьёзными, полушутливыми намёками, что меня вполне устраивало.
—
Мама! Ты повторяешься. Первое твоё пожелание давно сбылось, а второе, соответственно, потеряло силу.
Мама насмешливо поджала губы:
—
Всё умничаешь? А вот и не угадал – я имела ввиду совсем другое.
—
Для «совсем другого» придут другие времена, – примирительно произнёс я, обнимая её за плечи, но она лишь грустно улыбнулась в ответ:
Я подумала о том, что люди притягиваются и отталкиваются друг от друга не случайно.
А пока пришла сначала тёплая, солнечная, разноцветная, ранняя осень – «очей очарованье». Её сменила дождливая, черно-серая, унылая пора, а ближе к концу сезона в город вернулась Ася с маленькой Иоанной. Как я понял из коротких реплик мамы, Ася никого, кроме самой мамы, не принимала и та навещала её почти каждый день. Потом приехал Марк и поселился в гостинице. На мой молчаливый вопрос мама только отметила:
—
К сожалению, он не слишком чадолюбив, особенно в отношении грудных младенцев.
Ненадолго зашли к нам Арсений с Мариной Александровной, хором весело сообщили, что им «оказана честь быть крёстными родителями юной девицы Иоанны», назвали день и место проведения крестин, а также вежливо пригласили всё наше семейство «принять участие в таинстве». Я, тоже вежливо, отказался, сославшись на командировку, а мама дала согласие – за себя и за отца, – видимо, они этот вопрос между собой уже обсуждали.