Не нужно ничего противопоставлять, – легко и весело думал он: «да-нет», «либо-либо», «хорошо-плохо», «любовь-ненависть»… Существует более высокая правота соединения противоположных суждений, «схождения» противоположностей.
«О, как убийственно мы любим»… и «как мучительно тобою счастлив я»… «печаль моя светла»… Ибо Мир един, и надо лишь познавать его во всей полноте, собственным Бытием, пытаясь приблизиться к истине, – вот основная Цель и Благо, и на этом пути – все – разные и все равны… – Здесь Ника остановился, поняв, что стал запинаться, отрицая самого себя. – При чём здесь «цель»? И цели-то никакой, очень вероятно, не существует, кроме самой жизни, как таковой…
Он совершенно невозмутимо принял факт остановки доселе ясного потока сознания, посмотрел на Асю, тихо и незаметно вернувшуюся, открыто ей улыбнулся и произнёс:
– А жизнь, оказывается, – это постоянно рождающиеся и умирающие мгновения, так что бояться смерти просто смешно.
– С возвращением… «заблудшего», – тотчас радостно откликнулась Ася, и Ника почувствовал, какое это счастье, когда тебя понимают даже без слов.
Вокруг стояли живые растения, ласково покачивая длинными стеблями, раскрывая свои волшебно-прекрасные соцветия. Знакомая китайская ваза скромно ожидала в стороне, когда на неё обратят внимание, и Ника с удовольствием погладил её тёплое гладкое тело.
Строгие лица старинных портретов за прошедшее время стали мягче и светлее, вот-вот, кажется, готовые улыбнуться одним мимолётным движением глаз или губ. Неслышно вошедшая в дом Ева грациозно устроилась на коврике и принялась усердно исполнять ритуал «умывания и причёсывания», совершенствуя и без того безупречный пушистый свой наряд.
Снаружи, у самого крыльца, послышалась весёлая перекличка голосов Ларисы и Николая, возвращавшихся с прогулки, встречаемых благородной красавицей Дианой, и уже затопали быстрые детские ножки, стремительно сбегавшие по лестнице со второго этажа, и раздался переливчатый радостный детский говор и смех. Позвонил Арсений и абсолютно счастливым голосом сообщил, что приедет завтра – проводить Асю в аэропорт и оставить нам «на сбереженье» Марину Александровну, так как он неожиданно, но ненадолго должен отлучиться…
«Как всё просто! – думал Ника. – Мир всегда принимает и любит тех, кто сам открыт и способен к Любви…», – и в тот же миг он ясно увидел, как должна закончиться его книга – несколькими строками из стихотворения Анны-Марии, которое он услышал давно, в этом доме, и оно ему запомнилось, несмотря на то, что не всё тогда получило отклик в его душе. Это сейчас он находил у поэтов неисчерпаемое богатство идей, иногда сконцентрированных, иногда разбросанных по тексту, но всегда затрагивающих и умеющих «держать в тонусе» самые разные чувства, порой прямо противоположные. «Они вдохновляют нас на то, чтобы все маленькие дети, смеясь и играя, бегали даже «над пропастью во ржи», ничего не боясь; чтобы мечта Ассоль всегда сбывалась, и она встретила своего Грэя; чтобы Маленький принц счастливо возделывал свою маленькую Планету и долго-долго мог любить капризную красавицу-Розу, единственную на свете, ибо он приручил её и потому был за неё в ответе; чтобы даже «гадкие утёнки» всегда успевали превратиться в прекрасных белых лебедей и станцевать немыслимо красивый и нежный любовный танец. И пусть никогда не болеет князь Мышкин, не гибнет в огне Джордано Бруно, и – никто – никогда – не сможет больше распять Иисуса Христа…»
…Когда Ника вернулся домой, он подошёл к компьютеру, набрал последние строки своих записок и мужественно поставил не многоточие, как того требовала обрушившаяся на него лавина новой информации, желающая быть озвученной, – но твёрдую точку:
Наверное, в искусстве Со-творенья Есть сокровенный замысел Творца.
Его, быть может, Муза вдохновенья
Познать способна, и тогда гонца
Послать – тебе иль мне, или кому иному – Идущему навстречу ей святому,
Философу, бродягу, да любому! —
С необщим выражением лица, – Как сыну блудному, нашедшему Отца.