Захария мне сразу понравился, да и не мне одному. Только представьте: подъезжает к террасе солидный Land Rover, из него выходит человек, красивый той благородной статью, что нередко отличает зрелые годы восточных мужчин, в безупречно сидящем на нём светло-бежевом костюме, в туфлях из очень тонкой матовой кожи, подобранной точно в тон костюма, открывает багажник и… предлагает внести в дом несколько ящиков шампанского «золотой серии». Собравшиеся даже зааплодировали. Мужчины постарались сделать так, чтобы вылетающие пробки звучали как салют; женщины, чуть ли не с реверансами на старинный манер, разносили подносы с высокими бокалами, наполненными до краёв; дети прыгали, смеялись, по-моему, даже повизгивали от удовольствия вместе со зверями, крутившимися здесь же, – им тоже достались гостинцы, – словом, благородное собрание отмечало День рождения Сонечки так, как она бы этого хотела: с «шипением пенистых бокалов» и улыбками, освещавшими «друзей прекрасные черты».
Кто-то вошёл в дом и заиграл ноктюрн Ф. Шопена, гости произносили искренние слова о «красоте души» и «светлой памяти» С. А., потом соорганизовались в небольшие группы и разбрелись по дому и саду. Я же направился прямо к Захарию, стоявшему рядом с Асей, по дороге улавливая отдельные фразы беседующих:
…
«Техника магнитной электростимуляции мозга существует достаточно давно и уже опробована в армии»…
…
«А появление мутантов от соединения звериных сущностей с человеком даёт»…
…
«Например, пуленепробиваемую кожу и подчинение определённого рода приказам, что непредсказуемо и опасно»…
…
«Но ведь и электро-мобильный смог в смысле искажения окружающей среды и самого человека – это уже общепризнанный факт»…
…
«Тогда что вы скажете о “дизайнерских младенцах” или “ГМОдетях” как модификации зародышей? Это всё ещё модно?»…
…
«Вот поэтому и был выработан догмат об энергийной, а не сущностной причастности тварного бытия Богу»…
…
«Если чудо получает научное объяснение, это уже не чудо»…
Мне хотелось подойти к каждой «группе по интересам», и всётаки я шёл, нигде не останавливаясь, к Захарию. Он говорил негромко, размеренно, глубоким низким голосом:
—
«Пока Толстой жив, идёт по борозде за плугом за своей белой лошадкой, ещё радостно утро, свежо, не страшно, упыри дремлют, и слава Богу». Так писал Александр Блок к 80-летию Льва Николаевича.
Ася ласково улыбалась ему одними глазами:
—
Вот и у нас сегодня тоже 80-летие. Сонечка была бы довольна, если бы была…
—
Она здесь, девочка, – ответил Захария, нежно пожимая ей руку.
—
Но где же Ева? – спросила подошедшая вместе со мной, но с другой стороны, мама. – Она ведь ни за что не пропустила бы такого события.
Мы оглянулись вокруг, и мама первая увидела на всеми нами любимой липе удобно и прочно устроившуюся изобретательницу, которая очень правильно, по размеру, подобрала ветку и кокетливо (иначе не скажешь!) свесив переднюю лапку, не забыла распушить свой великолепный хвост.
Мама старательно улыбалась, украдкой вытирая слёзы, и Ася быстро проговорила, взглянув на меня и Захария:
—
Думаю, вам есть о чём поговорить, а мы, – она обняла маму, – пойдём, с вашего позволения.
Я смотрел на открытое, прекрасно вылепленное, со строгими чертами лицо Захария, его высокий лоб, выразительные глаза, неожиданно мягкие, полные губы и мысленно отмечал, не дерзнув произнести это вслух, значительность всего его облика. При этом, внимательно слушая его, думал и о том, что история, которую я рассказываю в книге, не может закончиться, она продолжается, начинаясь снова, и в этом саду, где собралось так много знакомых друг с другом и моими героями лиц, и уже от них, а не только от меня зависит, каким образом будет развиваться повествование дальше: как хроника побед и поражений меняющегося сознания или просто как игра и забава живого ума и сердца, – при том, что оба варианта равно справедливы с позиции самопревосхождения, они не отрицают один другого и даже допускают возможность появления совсем иных поворотов развития и оформления основных идей.
Когда-то, ещё до встречи с С. А., я лишь неясно начинал осознавать, что всё происходящее в моей жизни идёт как-то… неправильно, ожидал неизвестно чего, но обязательно «настоящего»… А случилось чудо – я встретил и заново узнал тех людей, которые иначе смотрят на мир, иначе живут, чем все другие, известные мне «особи», и я пленился ими навсегда. В начале пути мои сомнения в самом существовании таких людей, – хотя я видел, жил, разговаривал с ними, – были настолько велики, что я постоянно задавал нелепейшие вопросы: