– А сейчас он понял, что хочет жить в России, как и большинство людей, родившихся в какой-либо стране и, в силу обстоятельств, оказавшихся вдали от родных пенатов. Тебя устраивает такой ответ?
– Ну, – недоверчиво протянул я, – сколь угодно есть и других примеров.
– Я же говорю – «большинство». А может быть, и меньшинство. Да какая разница! – Мама явно начинала сердиться. – Неважно! Англичане, прожившие почти всю жизнь в Африке или в Индии, не стали менее патриотичны, как известно, а испанцы, завоевавшие Южную Америку, не превратились в индейцев. С русскими же за границей вообще особая статья!
Мама замолчала, напряжённо сжав губы и опустив глаза. Потом стала старательно разглаживать несуществующие складки на скатерти. Я подошёл к ней и обнял за плечи:
– Успокойся! Теперь ведь всё хорошо.
– Отойди! – Она освободилась из моих рук. – Успокаивай свою Диану, смотри, она совсем извелась от любви и разлуки. Кстати, пойди, погуляй с ней, что ли…
Мама уже начала привычно подтрунивать над собой и над нами, поэтому я с лёгким сердцем позвал Диану и пошёл одеваться, однако не удержался и спросил по дороге:
– А как же насчёт кросскультуры, о которой ты так вдохновенно вещала своим студентам, что Николай Романов, например, до сих пор не может забыть?
– В самом деле? – усмехнулась мама, и я задержал шаг:
– Хочешь, процитирую на память?
– Попробуй, – не слишком заинтересованно ответила мама.
– Изволь. «Ныне кросскультура теснейшим образом связывается с искусством выживания человечества, ибо в мире разлетающихся культур именно эта новая перспектива развития, возникающая за пределами сложившихся культур, способна взорвать, освободить от символических зависимостей и предрассудков как сообщества, так и отдельных людей, предоставив им истинно планетарное, иначе говоря, космическое ощущение свободы».
– Приемлемо, – удовлетворённо хмыкнула мама, – только ты забыл добавить самое важное: то, что первичное «культурное тело» обязательно сохраняется, ни в коей мере не отменяется, ни при каких условиях! Понятно? – Она выдохнула с облегчением. – Да идите уже, сколько можно дразнить Диану поводком? – и мама сама открыла нам дверь.
Мы с Дианой шли вдоль Фонтанки, а я всё не мог остановиться и продолжал сам с собою начатый разговор. Сейчас уже я привык, хотя прежде всегда отмечал, что такие внутренние диалоги были похожи на погоню за мыслью, ловко ускользающей неизвестно куда, потому и требующей охотничьего терпения, чтобы дождаться – и то не всегда! – её появления вновь. А думал я о «взрывном стиле» нового времени, нередко так и именуемом – эксплозив (т. е. взрыв, у нас есть даже более удачное уличное слово – «запредел»), который отражает неотвратимый приход «инаковости» во всём: от взрывоопасного расцвета инфо- и техносферы, в том числе, и как «живого существа» (уже и термин появился – «витализм») – до немыслимой ранее оголенности, уязвимости, незащищённости самого человека, с его привнесёнными из прошлых эпох тревогами, разочарованиями, тоской и агрессией, а также вновь обретёнными и доведёнными до сверхкритической точки – ужасами, страхами, склонностями к немыслимым, казалось бы, формам насилия в современном мире, увы, слишком часто называемом апокалиптическим.
Всё это вместе взятое так просто, само собой, тем более по старым лекалам – не преодолевается, даже с помощью неисчерпаемого потенциала свежей силы, каковой несомненно обладает культура в совокупности с кросскультурой. «Что ж, – вздохнул я вслед за мамой, – и эту проблему тоже надо решать, даже если так мы ещё никогда не жили, подобную цивилизацию не осваивали, а следовательно действовать в изменившихся обстоятельствах нужно, скорее всего, «не по правилам», более точно – по другим правилам, ещё точнее – с включением мощной гуманитарной составляющей. Кто же это сказал: «Следующий век будет либо веком гуманитарным, либо никаким»? Впрочем, не суть важно, главное – сказал.
«Если за один только день, – продолжал размышлять я, – ныне случается столько технологических и цивилизационных прорывов, на которые ранее уходили тысячелетия, – не удивительно, что стираются, лучше сказать трансформируются почти все старые представления о мире и о себе, следовательно, на их месте должно возникнуть – не может не возникать! – обновлённое сознание и пространство свободы, оставляя нам по-прежнему право выбора своего Пути: самосозидания или самоуничтожения; самостановления или самовырождения; самостояния или самоподчинения…»