– Однако… – заметил я, – звучит довольно угрожающе. Но ведь не противиться факту отличия других людей вовсе не означает поражения! Важно лишь оставаться на своей территории…
– …желательно со своими боеприпасами, – усмехнулась Ася. – Что же касается нашей главной темы, то в завершение вот что я тебе скажу: дело не в том, что есть и останутся люди, готовые на многое, если не на всё, что угодно, чтобы стать расчеловеченными (за определённую мзду, разумеется), а в том, чтобы не пропали другие, те, кто занимается прямо противоположным делом. Мир без них станет хуже. Ещё хуже…
Связь давно прервалась, а я всё сидел перед экраном, по которому беззвучно плавали разноцветные рыбки, представляя жёлтые пески и пирамиды Египта, где была сейчас Ася со своими археологами, – загорелая, с шёлковой повязкой на голове, в больших тёмных очках, и думал о том, что несколько минут назад получил царский подарок – приглашение присоединиться к их экспедиции, – пока не постучала мама и не сообщила, что мне непрерывно звонят по городскому телефону, раз я выключил мобильный, и что пришёл гость и он «требует в залу именинника».
Действительно, из гостиной, где у нас обычно проходили званые вечера, раздавались мелодичные звуки гитары и приятной тенор тихо пел:
Опять зима,
Что нам сулит на этот раз она?
Декабрь, капель…
Грустит потерянный влюблённый Лель…
К моему удивлению, пел и аккомпанировал Николай Романов. Как только мы вошли, моя музыкальная мама сразу, очень чисто взяла втору:
Опять снега
Растаяли легко, как облака.
Поверь, Поэт,
Снегурочки давно уже с тобою нет.
– Разве не ваше поколение выбирает рэп? – заметил я, но Николай только отмахнулся:
– Голос улиц? Но не в этом же доме.
Он с откровенным любопытством оглядывался вокруг. Потолок в гостиной был высок, стены отделаны темно-зелёными обоями с золотым орнаментом под гобелен и плотно увешаны картинами, рисунками и фотографиями. Старинный дубовый буфет, украшенный резьбой, был выполнен в одном стиле со стульями, высоко поднявшими свои прямые спинки над длинным столом, сейчас покрытым крахмальной камчатской скатертью и уставленным приборами. Сначала Николай задержал взгляд на большой овальной люстре из бронзы и хрусталя, низко висящей над столом, потом подошёл ближе к абстрактному портрету кисти Бориса Мессерера и, наконец, остановился около качественно выполненной фотографии с рисунка Модильяни, одним росчерком запечатлевшего своеобычную красоту юной Ахматовой, которая звала его просто – «Моди». Видно было, что Николай чувствовал себя довольно непривычно, даже неловко в лёгкой игровой атмосфере домашнего праздника и, думаю, от смущения часто говорил невпопад.
– Как ты узнал, что у меня сегодня день рождения? – спросил я.
Николай усмехнулся:
– А ты кого ждал? Делегацию от благодарных женщин? Не слишком же ты наблюдателен. А надо бы! У меня, между прочим, тоже 19 декабря день рождения и день именин, и я тоже приглашён на праздничный ужин.
Он сделал небольшой поклон в сторону мамы, которая уже отвлеклась и теперь внимательно рассматривала, правильно ли накрыт стол. Видимо, вполне удовлетворённая, она сообщила:
– Мы ждём Ивана и садимся!
Мама ушла, а я взглянул на слишком вычурный костюм Николая сегодня, декоративная шнуровка которого явно намекала на гусарские мотивы, и добродушно заметил:
– Тролли не атакуют?
– Троллей я баню, – небрежно бросил Николай и протянул мне небольшую плоскую коробку в подарочной упаковке:
– У тебя до неприличия устаревший айфон, а устные поздравления просили передать мои подружки, а твои читательницы: «Неужели на самом деле существуют такие мужчины?» – спрашивают они. И ещё: «Хотелось бы поближе познакомиться с автором и совершить с ним романтическое путешествие». – Он громко рассмеялся, с интересом наблюдая за моей реакцией, а я подумал, как хорошо, что в комнате никого нет, кроме нас, а то бы мама не выдержала и насмешливо сказала что-нибудь, вроде: «Поверить не могу, что мы это обсуждаем». Вслух же ответил:
– Боюсь, не смогу соответствовать, – и спокойно добавил: – ты просто забыл, наверное, что я женат.
– Но разве… – начал было Николай, но, наткнувшись на мой взгляд, быстро перестроился:
– Ах, да, «в горе и радости, пока смерть не разлучит» и так далее…
И я понял, что должен кое-что прояснить: