— У нее был любовник. Это доказано.
— Что из того, что у нее был любовник? Он существовал много лет. Человек или реагирует на такие вещи сразу или примиряется. Он отреагировал несколько поздно, да еще таким крайним образом.
— Ты не прав! — возразил Стаменов. — Гнев и ярость могут накапливаться постепенно.
— Маловероятная гипотеза. И всего лишь гипотеза. А что собираешься сделать ты? Отбросить самопризнание, когда тебе это не выгодно, и вспомнить о нем, когда выгодно. Если отбросить самопризнание, отпадает все. Как ты докажешь, что убийство совершено в состоянии возбуждения? И притом из ревности? Ты не располагаешь никакими доказательствами.
Стаменов не мог про себя не согласиться с Илиевым.
— И вообще, постарайся убедить Радева отказаться от его глупой позиции. Он явно делает все для того, чтобы обелить себя в глазах сына. Но это может обойтись ему слишком дорого.
— Не знаю, — неохотно произнес Стаменов. — Наверное, ты прав. И все же есть в нем что-то искреннее… В этом убийце, я хочу сказать. А если он не убийца? Я уже не уверен, что это так.
— Ну и что? — Старик засмеялся. — Твое дело помочь ему самым действенным способом. Этого он от тебя и хочет. Особенно, если он невинен.
— А истина?
— Какая истина?
— Самая обыкновенная, которой мы поклялись служить?
— Я клялся слишком давно, — шутливо произнес Старик. — Я признаю лишь полезную истину. А в бесполезные не верю.
Он замолчал. Молодой адвокат совсем расстроился.
— Я не могу так рассуждать, это противоречит моей природе.
Теперь вздохнул Старик. И впервые глаза у него стали совсем добрыми, какими, в сущности, и были.
— Ты еще слишком молод, мой мальчик. Это хорошо, но для адвоката это опасно. Я имею в виду твою чувствительность. Хирургам и адвокатам не положено быть ни чувствительными, ни милосердными. Знаешь, сколько горьких и страшных вещей ждет тебя в этом мире! И если ты станешь принимать так близко к сердцу все, то получишь в конечном счете инфаркт.
— Ты же не получил, — сказал Стаменов. — Или ты так зачерствел? Мне в это что-то не верится.
Глаза Старика стали еще добрее. И немного погрустнели.
— С тобою невозможно спорить! — все так же шутливо произнес он. — Я сказал тебе то, что считал разумным. Хочешь успокоить свою совесть? Хорошо, побегай немного. И я в свое время бегал. Проверь еще раз факты. Может, и докопаешься до чего.
Мимо прошел официант.
— Давай еще по одной, а? — предложил Старик. — По маленькой…
У молодого человека на вечер было назначено свидание — с девушкой. Но ему не хотелось уходить из пивной, он все еще нуждался в опоре. Ничего, девушка может немного и подождать.
— Ладно, — согласился он.
2
Через два дня Стаменов снова сидел в тюремной канцелярии. Воздух в ней был все таким же пыльным и застоявшимся, вода в пузатом графине приобрела зеленоватый оттенок. Милиционер ввел Радева. Он показался адвокату несколько успокоившимся и даже приветливым, если это слово вообще можно было каким-то образом отнести к его поведению. На этот раз разговор проходил легче. Радев не уклонялся, не смотрел на адвоката враждебно и мрачно. Но оставался все таким же непроницаемым и замкнутым: его ответы звучали холодно и несколько подозрительно.
— Вы вспомнили что-нибудь? — сейчас же спросил Стаменов.
— Что я должен был вспомнить?
— Мы же говорили по этому поводу! — несколько нетерпеливо сказал адвокат. — Где вы находились после полудня в день убийства?
— А разве я не говорил?.. На работе, как обычно. У меня нет второй жизни. То, что я делал — видели все.
У молодого адвоката еще в прошлый раз сложилось впечатление, что его подзащитный отвечает гораздо интеллигентнее, чем это можно было ожидать, судя по его внешнему виду. Возможно, он и не имел второй жизни, но непременно имел второе лицо, о чем и жена его, скорее всего, не знала. К тому же у него были свои твердые взгляды и своя философия. Нет, он был не просто безликим служащим некоего второстепенного учреждения.
— Но, может быть, в тот день случилось нечто такое, что послужило бы нам отправной точкой?
— Не знаю! Я уже сказал вам, что не помню. Все дни в нашем учреждении похожи один на другой.
Радев отвечал сразу, не задумываясь. Стаменов начал выходить из себя.
— Хорошо, но тот день, о котором идет речь, не похож на остальные. Опишите его подробно, особенно вторую половину, когда вернулись домой.
— Все очень просто. Я вернулся домой, открыл дверь и вошел. Я никогда не звоню. Никого не было. Тогда я вошел в спальню и увидел ее на кровати.
— Она была укрыта с головой? Или только прикрыта?
— Одеяло было слегка откинуто. Я не знал, что делать. Мне было неизвестно, что милицию уже уведомили о случившемся. И вдруг кто-то настойчиво позвонил в дверь. Это пришел человек из милиции — в штатском костюме… Потом пришли и другие…
Разговор был совершенно пустым. Он не проливал никакого света на случившееся. Стаменов задумался.
— Я все пытаюсь поставить себя на ваше место, — сказал он. — Готов поверить в вашу невинность. И все же многое мне не ясно.
Радев молчал.
— Вы, например, знаете поразительные подробности убийства. Из ваших письменных показаний следует, что вы убили свою жену тремя ударами ножа: один раз вы ударили ее в спину, два раза в грудь. Отбросим тот факт, что это само по себе странно… Человек, ослепленный яростью, наносит беспорядочные удары. Все три удара должны были бы по логике вашей быть нанесены со спины.
— Я ее не ударил ни разу.
— Да, это ясно. Но не ясно, откуда вы знаете, что ударов было именно три. И как они были нанесены…
Молодой человек пристально посмотрел в глаза Ра-деву. Но эти немного бесцветные глаза оставались все такими же спокойными и ничего не выражающими.
— Пока милиция осматривала место происшествия, я находился в холле и слышал все, о чем говорили.
Стаменов облегченно вздохнул. Впервые он узнал нечто такое, что могло послужить аргументом. И притом важным аргументом.
— Это хорошо, это объяснение меня удовлетворяет. Но вы сказали также, что бросили нож в шахту мусоропровода. И нож там и нашли. Как вы это объясните?
Радев наморщил нос.
— Я сказал первое, что пришло в голову. Что я еще мог сказать — что проглотил его? Откуда я мог знать, что его там же и найдут?
Молодой человек опять кивнул, хотя на этот раз и не так одобрительно. Не слишком убедительно звучало подобное объяснение. Но его нельзя было ни безусловно подтвердить, ни безусловно опровергнуть.
— Пока все сходится. Но существует еще один загадочный факт. Убитую перенесли. Зачем? Есть только одно разумное объяснение, как утверждает следователь. И как вы сами признаете в своих показаниях: вы перенесли тело, чтобы его не увидел ваш сын…
Радев молчал. Но по его взгляду адвокат понимал, что он ничего не обдумывает, а действительно просто молчит.
— Я не переносил трупа, — ответил он наконец. — Это сделал убийца.
— Но зачем?
— Ради нее самой.
— Что вы хотите сказать этим?
— То, что сказал.
— Но вы что-то имеете в виду…
— Да, имею, но не скажу, — спокойно ответил Радев. — Зачем мне направлять вас по, возможно, ложному следу?
Но Стаменов сдался не сразу. Он долго пытался выпросить у Радева то, что тот хотел скрыть. И ничего не добился. Кончилось тем, что Радев едва не взорвался.
— Прошу вас, прекратите меня допрашивать, — сказал он нервно. — Иначе мне и в самом деле придется отказаться от вашей защиты.
— Хорошо, хорошо, — сразу отступил Стаменов. — Не нервничайте. Вы же, наверное, отдаете себе отчет в том, что все это я делаю для вашего добра.