Илиев задумался. Он был скорее озабочен, чем обрадован.
— Как хочешь! Но разумнее будет, если ты мне все расскажешь сейчас. Обсудим вместе, посоветуемся…
— Нет! — в голосе молодого адвоката слышалась радость. — То, что я обнаружил, не подлежит никакому сомнению.
— Это ты так думаешь!
— Да, думаю!
— Хорошо, — несколько успокоился Старик. — Но в суде ты или потрясешь всех своим открытием или с треском провалишься. Однако последнее не страшно. Гораздо важнее произвести впечатление, даже если оно будет несколько скандального толка.
Бормоча про себя что-то о боли в суставах, Илиев потащил Георгия в пивную, где больше не подавали розовый ликер.
5
В день, когда слушали дело Радева, шел дождь. Первый холодный колючий дождь, предвестник зимы. После таких дождей небо становится необычно чистым и гладким, и так приятно глотать холодный воздух после многих месяцев жары. Стаменов проснулся в хорошем настроении, но был крайне возбужден. Его не беспокоили ни мутная дрожащая пелена дождя, ни серое небо. Эту проблему он разрешил быстро, позаимствовав у хозяйки зонт. Маленький и веселый, он удивительно гармонировал с возбужденным лицом молодого адвоката. Стаменов бодро шагал по мокрым тротуарам, по которым, разогнав пешеходов, обиженно барабанил дождь.
В вестибюле суда Стаменова ждала девушка. Она была не из модниц, мокрое платье прилипало к ее коленям. Но зато ее глаза сияли, как теплое весеннее утро.
— Ты почему вышла в одном платье? — испуганно спросил Георгий. — Почему не надела плащ?
— Сама не знаю!
— Это был ее обычный ответ. Им она объясняла все. Он быстро увел девушку в буфет, где можно было согреться чашкой чая. Она с улыбкой смотрела на него, и вместе с ней улыбались мрачные полутемные залы. И все же Стаменов явно волновался. Он морщил лоб, ерзал на жестком стуле. До начала судебного заседания еще оставалось немало времени, но ему все равно казалось, что он безнадежно опаздывает. Девушка поняла его состояние.
— Не волнуйся, никуда твой Радев не убежит! — проговорила она, и ее глаза смеялись. — На худой конец — останусь я.
Когда они выпили свой чай, он потащил ее в зал заседаний. Как всегда, в коридорах толпилось много людей, запутавшихся в сложностях этого и без того запутанного мира. Те, кто разводился, поднимались по лестницам подозрительные и мрачные. Те, кто уже развелся, спускались в вестибюль веселые или убитые горем. Мелкие мошенники что-то нашептывали по углам своим свидетелям. Более крупные шли под конвоем. Все в этот будний день шло своим чередом, хотя Стаменову он казался невероятно торжественным и особенным.
Наконец пришла и его очередь. Как он и ожидал, зал оказался переполненным. Так и должно быть, когда на сцене появляется новая звезда. На передних скамьях что-то оживленно комментировали будущие юристы. Время от времени он бросали взгляды на Стаменова, ободряюще улыбались. Среди них устроилась и девушка, ее зеленые глаза смеялись. Георгий оглянулся: в третьем ряду сидела Роза, слегка побледневшая, но непроницаемая. Возле нее устроились две ее тетки. Старые девы, забыв о приличиях, смотрели торжественно и злорадно. Стаменов сел на адвокатское место и снова обвел взглядом зал. Ему очень хотелось знать, пришел ли один из главных действующих лиц этой тяжкой драмы — юрист Генов. Но как узнать об этом? Может быть, снова обратиться к старым девам? Нет, не стоит. Зачем делать то, на что он не очень-то имеет право, да это и не его обязанность. По проходу между рядами прошел Старик и сел возле него. И хотя он весело подмигнул своему юному коллеге, в глазах старого адвоката таилась тревога.
— Ты готов? — спросил он.
Георгий молча кивнул.
— Тебя что-нибудь беспокоит?
После минутного молчания Стаменов неохотно ответил:
— Пока меня беспокоит только Радев. Не знаю, что он выкинет перед судом. Вдруг вернется на свои первоначальные позиции?
— Какие позиции?
— Станет утверждать, что это он убил жену. Представляешь, как он осложнит мне защиту? Я подготовился целиком оправдать его.
Теперь задумался Старик.
— Да, плохо. Но отступать тебе уже поздно. Придется до конца отстаивать то…
И поскольку молодой человек вопросительно посмотрел на него, шутливо добавил:
— То, чему мы поклялись служить… Я имею в виду…
Он не договорил — через боковую дверь ввели подсудимого. Стаменов впился в него взглядом. Он не мог не признать, что по крайней мере о своей внешности Радев позаботился, хотя и без особого старания. Но все же он был тщательно выбрит, одежда была выглажена, на нем была совсем чистая, правда, слегка помятая, рубашка. Переступив через порог, он в нерешительности остановился. Переполненный зал, видимо, смутил его, кровь стала медленно приливать к лицу. Он кого-то искал взглядом — наверное, свою дочь. По его лицу невозможно было понять, увидел ли он ее. Милиционер подтолкнул его и что-то шепнул. Радев подошел к первому ряду и сел на скамью. Лицо у него помрачнело.
Вскоре вошли члены суда. Стаменов знал только председателя: его считали выдержанным, разумным и осторожным судьей. И адвокаты, особенно молодые, работая с ним, чувствовали себя увереннее. Люди в зале встали, председатель кивнул, и все снова сели. Заседание началось.
Сначала выкрикнули имя подсудимого. Радев встал со своего места. Теперь он выглядел совершенно спокойным. На вопросы отвечал тихо, но четко и ясно. После установления личности подсудимого председатель дал ход делу. Обвинительный акт был слишком лаконичным для такого тяжкого преступления, а заключение — так категорично, что, казалось, это судебное разбирательство — лишь досадная формальность. Стаменов не слушал. Ему хотелось встретиться взглядом со своим подзащитным, но Радев сидел с опущенной головой и ни на кого не смотрел.
Председатель кончил. Наступил решительный момент. Стаменов затаил дух.
— Обвиняемый, вы получили копию обвинительного акта?
— Да, — тихо ответил Радев.
— Вы понимаете, в чем вас обвиняет прокурор?
— Да.
— Вы признаете себя виновным?
Радев мучительно сглотнул.
— Нет, не признаю! — ответил он. — Я не убивал своей жены!
Председателя, видимо, не особенно удивил этот неожиданный ответ. Только лицо у него немного потемнело.
— Во время следствия вы сделали полное устное и письменное самопризнание. Почему? Может быть, вас к этому принуждали?
— Нет, нет! Товарищи были исключительно внимательны.
— Тогда в чем же дело?
Радев помолчал, потом еле слышно произнес:
— Я был в отчаянии, товарищ судья, потрясен смертью жены.
— Говорите громче! — сказал председатель и повернулся к секретарю. — Он был потрясен смертью жены. Дальше?
— Мне было безразлично, что со мной станет. Я хотел уйти из жизни вместе с ней.
Стаменов уже слышал это объяснение. В пустой канцелярии тюрьмы его еще как-то можно было принять. Но сейчас, в зале заседания, оно прозвучало не слишком убедительно. Стаменов почувствовал это по гулу возмущения, пронесшемуся по рядам.
— Нахал! — послышался ясный женский голос.
Это не выдержала старшая из старых дев. Председатель нахмурился.
— Тихо! — сказал он. Потом добавил: — Ваше объяснение кажется мне совершенно неправдоподобным. Я бы еще понял, если бы против вас были выдвинуты доказательства, которым вы не могли бы дать разумное объяснение. Оказались бы не в силах сопротивляться. Но в том-то и дело, что почти все доказательства дали следствию вы сами.
— Я уже сказал, товарищ судья. Мне не хотелось жить…
— И вы решили уйти из жизни? Вас не останавливало даже то, что вы были бы навсегда опозорены в глазах окружающих и в первую очередь — своих близких?
Радев тяжело вздохнул, потом сказал:
— Тогда я не мог трезво оценивать свои поступки. Смерть жены сломила меня окончательно. Но и в тюрьме я понял, что совершил ужасную ошибку. И что опозорил своих детей. Именно поэтому я решил здесь сказать правду.