— Мы возьмем Филиппа к нам! — сказал Желязков.
— Наверное, вам будет здесь тесновато.
— Ничего, он будут спать на кухне, — сказала Роза.
— Он не раз спал там и чувствовал себя неплохо.
— Как вам будет удобнее, — сказал Ралчев. — Конечно, можно и так. В этом есть даже свои преимущества. Квартиру ваших родителей можно сдать, этих средств хватит на то, чтобы содержать мальчика…
— Не в этом дело, — ответил молодой мужчина. — Меня другое беспокоит: как мы ему скажем… Разве ему можно сказать такое?
— Разумеется, ему ничего не надо говорить. По крайней мере, пока он не вырастет. Придумайте что-нибудь. Скажите, например, что отец уехал за границу. Или что-нибудь в этом роде.
— Все равно узнает! — сказал мужчина. — Ребята во дворе расскажут.
— Да, верно!.. Ну что ж, тогда переведите его в какую-нибудь другую школу в вашем же районе. Живете вы довольно далеко, и маловероятно, что он встретит здесь своих прежних приятелей.
— Да, да, конечно, — пробормотал Желязков и протянул руку, чтобы погладить Розу по волосам. Она резко отпрянула.
Ралчев встал.
— А теперь я должен попрощаться с вами. Поезжайте за мальчиком.
На этом миссия Ралчева была закончена. Выйдя на улицу, он постарался сразу же освободить свою память и душу от тяжести случившегося. Эта страница жизни казалась ему вырванной из его судьбы навсегда, и незачем было вспоминать о ней.
Прошло около недели. С головой погруженный в работу, он почти забыл о деле Радевых. Правда, порой у него появлялось желание заглянуть к следователю Якимову, но ничего, кроме отвращения, оно не вызывало. Все, связанное с этим убийством, было ему неприятно. Порой, совсем неожиданно, в его памяти всплывало лицо Радева — потерянное и трагическое, но он быстро прогонял это мрачное видение. Куда легче было ему иметь дело с ворами и мошенниками. По крайней мере там не было драм, а он любил драмы только в кино.
И все же однажды утром он зашел к Якимову. Молодой русоволосый человек в элегантном костюме встретил его приветливо, настроение у него было отличным.
— Садись, Ралчев, — сказал он.
Ралчев опустился на один из ближайших стульев.
— Как дела? — поинтересовался он.
— Сегодня кончаем, — довольно сказал Якимов. — Все подробности подтвердились. Главное, мы нашли нож, которым было совершено убийство. Это и в самом деле кухонный нож для резки мяса. И его нашли в шахте мусоропровода, как он и говорил.
— На нем обнаружили отпечатки пальцев?
— Убийца вымыл его теплой водой. А вот следы крови убитой мы все равно обнаружили.
— Это хорошо, — кивнул Ралчев.
— Можешь успокоить и своего шефа. Небольшие пятна крови найдены и на пиджаке Радева. Даже на манжете его рубашки. Очевидно, он на руках перенес убитую из прихожей в спальню. И экспертиза категорична — это кровь жертвы.
— Да, да, все это ясно, — пробормотал Ралчев.
— А что неясно? — удивленно спросил Якимов.
— Действительно ли Радев убил свою жену в припадке ревности, Или существует иная причина.
— Какая иная?
— Не знаю, я у тебя спрашиваю.
— Не может быть другой причины. У этого Генова, о котором идет речь в показаниях Радева, действительно была связь с убитой. Он сам в этом признался. Он часто встречался с ней, их многие видели вместе.
— Да, ты прав. Я не хочу вмешиваться в твои дела. Я хотел лишь напомнить о том, чем может поинтересоваться суд.
Ралчев встал.
— Желаю удачи, — сказал он. — Но я очень прошу тебя сообщить мне, когда начнется слушание дела. Мне хочется еще раз увидеть этого человека.
Он и сам не знал, зачем произнес последние слова. Но в то мгновение ему вдруг показалось, что дело Радева еще только начинается.
6
Для молодого Желязкова наступили трудные дни. Как у всякого мужчины, у него были свои безобидные привычки. Изредка посещал он футбольные матчи, любил сыграть с близкими приятелями в бридж, выпить бокал-другой вина в ресторанчике «Видинская встреча». Теперь от всего этого пришлось отказаться. Сразу же после работы он садился на свой мопед и спешил домой. Кто знает, почему, но в эти дни он боялся оставлять Розу одну, предчувствие, что с ней может что-то случиться, не покидало его ни на минуту. Внешне такого предположения ничто не подтверждало. Роза держалась спокойно и строго, в ее глазах появился какой-то холодной мрачный блеск. Она не позволяла мужу даже прикоснуться к себе — теперь они спали отдельно друг от друга в единственной комнате, служившей сразу и столовой, и спальней. Говорила она мало, но всегда спокойно и рассудительно. Зато к Филиппу она была необыкновенно нежна и добра, но и в этой нежности не чувствовалось близости, словно жалела она не своего брата, а чужого человека.
Да и мальчик вел себя довольно странно. Был он, естественно, молчалив, печален и замкнут. Он ни разу не спросил, где его отец. Ни разу не заговорил о нем. Может быть, его детская интуиция подсказывала ему правду. Может быть, ему уже успели что-то сообщить. Этого нельзя было понять. Но он больше не играл со своими сверстниками, а целыми днями читал книги, преимущественно для взрослых, из библиотеки сестры. Роза не мешала ему, не заставляла делать уроков. Ничего, пусть читает, пусть отвлечется…
А сама Роза все так же добросовестно вела хозяйство, ходила на рынок, готовила, дважды в день тщательно подметала пол и стирала пыль. Никогда раньше она так заботливо не убирала квартиры. Возможно, она, как и ее отец, старалась загасить воспоминания об ужасных событиях.
Однажды она сказала:
— Андрей, я хочу устроиться на работу.
Они уже не раз говорили об этом.
— В этом нет нужды, Роза, — мягко возразил ей муж.
— Я хорошо зарабатываю.
Он и в самом деле приносил в дом немало, хотя был всего лишь зубным техником. Но в свободное время он работал и частно, что значительно увеличивало их скромный семейный бюджет.
— Я хочу работать! — настойчиво повторила Роза. — Не могу больше сидеть дома. Я сойду с ума, если останусь дома хотя бы еще на один день!
— А кто же будет смотреть за Филиппом, — колеблясь, спросил Андрей.
— Он уже не ребенок! — серьезно ответила Роза. — И я его понимаю. Он никогда больше не будет ребенком. Теперь он уже сам может о себе позаботиться.
— Ну, хорошо, — неохотно согласился Желязков.
Роза окончила курсы, на которых готовили воспитательниц для детских садов, и отнесла заявления в несколько мест сразу. Везде ее приняли очень любезно, сказали, что надо подождать месяц-два — и место непременно освободится. И Розе не лгали, поскольку лишь немногие женщины в состоянии долго задерживаться на этой тяжелой и невероятно нервной работе.
Роза стала ждать. С каждой неделей она становилась все спокойнее, но была по-прежнему такой же холодной, далекой, недосягаемой. Ее глаза стали совсем безжизненными. Казалось, в ней жил только разум. Она словно обдумывала всю свою недолгую жизнь, перебирала ее день за днем, час за часом, пытаясь найти какой-то иной смысл не только своего, но и всякого человеческого существования вообще. Она как бы постигала истину, страшную и неизбежную одновременно. И поскольку она была неизбежной, ее надо было принимать с мудростью и смирением.
Только однажды случилось нечто неожиданное. Они сидели вдвоем в кухне возле телевизора. Мальчика дома не было. Давали какую-то кинокомедию, в которой были заняты хорошие актеры. Андрей с увлечением смотрел на маленький экран. Не будь он так увлечен, он бы, наверное, заметил, каким отчужденно-враждебным было лицо Розы. И вот в одном месте Андрей не удержался и разразился задорным и искренним смехом. Роза молча посмотрела на него, встала и ушла в комнату. Андрей виновато пошел следом. Когда он вошел к Розе, она ничком лежала на кровати и неудержимо плакала. Андрей молча сел рядом. Ему хотелось приласкать ее, провести рукой по ее волосам, но он не решался. Он лишь неуверенно положил руку на ее плечо. Его удивило, что она не вздрогнула, как это всегда случалось в последнее время, не отстранилась. Она продолжала все так же неудержимо плакать.