Для человека, который во всех биографиях предстает деликатным и мягким, Тургенев — неожиданно неоднозначная фигура в восприятии других. Вирджиния Вулф и Генри Джеймс его обожали. Толстой не составил о нем определенного мнения. А Достоевский его просто-таки ненавидел. Однако Набоков, чья прямолинейность в критике других писателей общеизвестна, считал его четвертым по значению русским писателем. Если вам кажется, что это несправедливо и что Тургенев заслуживает большего, поверьте — для Набокова это просто огромный комплимент. Называя Тургенева в числе лучших писателей, он одновременно ворчал, называя его «приятным», но не «великим». Остальными писателями в набоковском списке были Толстой, Гоголь и Чехов — именно в таком порядке. (Достоевский наверняка был бы недоволен.)
Не уверена, что любой писатель был бы рад такой рекомендации, но большим поклонником Тургенева был Ленин. Он обожал роман «Вешние воды». Считается, что Ленин так полюбил писателя после гибели своего брата, который читал Тургенева незадолго до казни. Любовь Ленина к жизнелюбивому писателю-аристократу кажется странной: Тургенев был денди, любителем шелковых жилетов и бархатных смокингов. Он проводил больше времени в Европе, чем в России, — путешествовал, развлекался и ходил в оперу. В конце концов, он посвятил всю свою жизнь замужней оперной певице. Кроме того, это единственный известный мне русский писатель, который не постеснялся назвать свою любимую марку шампанского — «Редерер», со льдом. (Теперь понимаете, почему я его так люблю?)
Он был крайне занятным и эксцентричным человеком. Один раз он сказал, что находит актрису Сару Бернар похожей на жабу. Однажды, когда Полина Виардо вызвала его неудовольствие, он запустил в нее чернильницей. Испытывая сильные боли от неустановленного заболевания, за несколько месяцев до смерти, обездвиженный и несчастный, он назвал себя «человеком-устрицей». В то же время он радостно ухватился за «лечение молоком», которое, как несложно догадаться, заключалось в том, чтобы выпивать девять- десять стаканов молока в день и больше особенно ничего не есть. Он говорил, что чувствует себя лучше. Уже будучи прикованным к постели, Тургенев диктовал свой последний рассказ. Впоследствии выяснилось, что у него был рак позвоночника. Молоко тут точно бы не помогло, сколько его ни пей.
Мне нравится представлять Тургенева очаровательным и немного ку-ку. Он любил повеселиться и пошутить. Правда, шутки его были доступны не всем — Достоевский их точно не ценил. Вирджиния Вулф написала рецензию на одну из его биографий, озаглавив ее «Гигант с очень маленькими большими пальцами». Это название было вполне оправданно. Вулф считала его литературный талант гигантским. И его большие пальцы на руках действительно были очень небольшими — по крайней мере, так считал сам Тургенев. В одном из рассказов о пребывании Тургенева в Англии Энн Теккерей (старшая дочь автора «Ярмарки тщеславия» Уильяма Мейкписа Теккерея и «сводная тетка» Вирджинии Вулф) [52] описывает, как пригласила русского писателя на чай, а он не пришел. «Приношу глубокие извинения за то, что не смог прийти, — говорит он позже. — Глубочайшие извинения. Мне воспрепятствовали. Посмотрите на мои большие пальцы! […] Да, на большие пальцы! Видите, какие они маленькие. Людям с такими маленькими большими пальцами никогда не удается сделать то, что они задумали, им вечно что-нибудь препятствует». (Пересказывая эту историю в книге «Тургенев и Англия», биограф Патрик Уоддингтон делает предположение: Тургенев имеет в виду, что ему «воспрепятствовал» не размер его больших пальцев, а то, что он был занят своей любовницей.)
Тургенев был большим поклонником обычая, принятого на званых ужинах в девятнадцатом веке, когда застолье прерывалось обращенными к гостям важными вопросами, например: «Кто был вашей первой любовью?», «Вы верите в Бога?» или «Есть ли жизнь после смерти?» Тургенев описывает один из таких ужинов на первых страницах своей повести 1860 года «Первая любовь». Один из героев, Сергей Николаевич, отвечает на вопрос о первой любви так: «У меня не было первой любви, я прямо начал со второй». Звучит романтично и интригующе, не правда ли? Ох уж этот Тургенев! Но он тут же пресекает наши разыгравшиеся было фантазии: Сергей говорит, что первой он полюбил свою няню, когда ему было шесть лет. Так что первой любовью должна считаться она (потому что он действительно ее любил). Но в то же время она на самом деле не считается. Это очень типично для Тургенева: он вроде бы начинает говорить что-то глубокое и философское, но тут же сбивает пафос чем-то легкомысленным и поверхностным, пытаясь шутить над собственной несостоятельностью в сердечных делах.