— Помолчите! Дайте человеку сказать!
— Да я его знаю, он сосед мой, стихи пишет!
По площади неслось:
— Страна моя! Российские сыны!
Неужто вы потерпите такое!
Чтоб русские стояли у стены,
Лишь за язык, за братство то святое,
Чтоб мы посмешищами стали!
Чтоб я от русского отвык.
Но даже он, Иосиф Сталин,
Признал великий мой язык!
— почти кричал майор.
— Какая там страна! — орали из толпы, предали и продали русских.
— Горбачев подонок!
Майор исчез, на его месте уже стоял другой оратор, и снова над площадью понесли четверостишья.
— Да что их, прорвало! — сказал сосед Ивана. — Нашли время, тут уже жрать нечего!
— Правильно говорят, кто, как может: один матом, другой стихами!
— Опомнитесь люди!
Если вы люди!
Опомнитесь, что вы творите?
Ведь слезы и кровь
Вас преследовать будут,
Не год и не два, а столетья, — неслось над площадью.
Но Иван, обойдя стороной тлеющий костер, где догорали партийные билеты, медленно пошел домой.
— Сегодня время негодяев,
Сегодня время подлецов, — орал самодеятельный поэт.
«Да, действительно, время негодяев, — подумал Иван, — да еще каких!»
Глава двадцать третья
События в Молдавии нарастали с катастрофической быстротой. Стояли уже все фабрики и заводы, бастовали железнодорожники. В Кишиневе молдавские националисты разгромили редакцию газеты «Советская Молдавия», физически избивали сотрудников и журналистов за то, что те опубликовали списки бывших буржуев, теперь активно участвовавших в политической жизни под общим лозунгом: «Кто есть кто».
Собирались пожертвования на нужды Народного фронта Молдавии. По улицам стали ходить, в основном, женщины сельского вида: подходили к людям, разговаривали по-молдавски, если человек не понимал или говорил по-русски, плевали в лицо, провоцировали на драки, а сопровождавшие их молодчики тут же избивали любого. Распространялись дикие слухи о якобы бесчинствующих русских, на этой почве разжигался национализм.
В городе Бендеры, раньше тихом, жившем без каких-либо происшествий, появились сообщения о пропавших без вести, об убийствах. В парке на набережной нашли мертвого мальчика шестнадцати лет, на голове его был полиэтиленовый пакет. Под двери квартир подсовывались угрожающие записки: «Русские свиньи, убирайтесь домой!» А на страницах газеты «Молдова ши астра» поэт Виеру открыто призывал: «Бейте этих русских! Они гнали нас в Сибирь, они гноили нас на каторге». Обстановка накалялась с каждым днем. У детских садиков и школ дежурили дружинники из русских.
В город приезжали и большие политики, такие как Бакатин, Ахромеев, Рафик Нишанов. Обстановку знали все, и даже в Москве, но мер никаких не принималось. Начались акты самого настоящего бандитизма. Утром был обстрелян автобус, перевозивший рабочих на птицефабрику, погибло шесть человек. В Слободзейском районе, у села Чобручи, был убит председатель местного колхоза, русский по национальности. Ясным днем на автобусной остановке был зарезан русский солдат, уволенный в запас и ехавший к родителям. В школах отменили преподавание русского языка и литературы и уволили преподавателей. Стали увольнять врачей, не владеющих «государственным» языком.
Молдавия разделилась на две части: левобережную и правобережную. Левобережная стала требовать вернуть статус 1929 года, когда она на правах автономной области входила в состав Украины. Делегация из Тирасполя уехала в Киев, но там местные украинские националисты предали их и выдали молдаванам. Избитый до полусмерти, председатель Тираспольского исполкома чудом остался жив.
Создался заколдованный круг: почти трехмиллионное русскоязычное население Молдавии оказалось никому не нужным: ни России, ни Украине, а молдавское правительство проводило враждебную политику против славян.
В такой обстановке очень многие русские семьи старались добровольно уехать, поменяв квартиру. Появились такие объявления: «Меняю четырехкомнатную квартиру с гаражом, дачей на любую квартиру в России». Но из России, даже молдаване по национальности, узнав обстановку, не спешили возвращаться на свою родину. Стали думать о переезде и Исаевы.
— Вот не продали бы дом в Крыму, вернулись бы туда, — говорил Иван.
— Поменяли бы шило на мыло, — там сейчас националисты тоже бунтуют. Есть только один выход — Голодаевка, — возражала Оксана, — вот Егорка первый класс закончит, и надо решаться.
— Зря только все это барахло купили: мебель, вещи теперь ничего не увезешь отсюда.