— Анатолий, выбивай разрешение, мы дом в Крыму продали, деньги есть!
— Ну ладно, я пошел.
Оксана сделала все так, как говорил Силин, но, по-своему решению, съездила еще и в Одессу. Ефим Исаакович заколачивал ящики.
— Господи, что с вами, Оксана Ивановна, вы же совсем другой стали, слышали мы, слышали про Молдавию, но чтобы так...
— Мужа моего, Ивана, убили, — не удержалась Оксана и заревела.
Зубной техник, не ожидая такой сцены, забегал между ящиками, никак не мог найти кружку, чтобы налить воды.
— Сейчас, сейчас, успокойтесь, Оксана Ивановна. Вот садитесь на этот ящик, я сейчас.
Выпив несколько глотков, Оксана затихла, всхлипывая.
— Вот привезла последние, — показала она, вынимая из сумочки несколько золотых монет, — деньги нужны.
Ефим, даже не посмотрев на монеты, засеменил в другую комнату. Долго громыхал там ящиками, звенела посуда, наконец, он вынес большой сверток.
— Вот все, что осталось, нам они теперь не нужны, завтра отплываем. Берите, они кроме газеты еще и в пакет завернуты, даже в воде не пропадут.
— Да нам сейчас платить за вертолёт надо, спасибо, и дай вам Бог всего хорошего, а мне надо уезжать. Прощайте.
Обнялись, трижды поцеловались.
А через полтора часа увозил дизель Оксану обратно, в Тирасполь. Поезда еще в Молдавию ходили.
Силин не на шутку расстроился, не найдя дома Оксану. Никто не знал, где она. Уже стемнело, когда она вошла в квартиру.
— Это как называется?! — почти закричал Анатолий.
Оксана, молча, вынула из сумочки сверток и, протянув, сказала:
— Вот деньги.
— Кого извещать надо о смерти?
— Никого, все живут слишком далеко, чтобы приехать, да и чем они помогут? После той телеграммы я подробное письмо отослала, жалко Виктора Ивановича, но так сложилось, что мы не смогли его проводить в последний путь. Как насчет спецрейса?
— Если деньги есть, все можно уладить.
Через три дня погрузили гроб с Иваном и «тойоту» в грузовой отсек МИ-6-го. И разбежавшись по бетонке, тот медленно оторвался от молдавской земли и взял курс на северо-восток. Прощай, Молдова!
Почти три часа ревели мощные двигатели вертолета. Оксана с Егоркой сидели в грузовом отсеке, рядом с закрепленными стальными тросами двухосной телегой, на которой стоял гроб, и светло-серая «тойота»
Силин неоднократно забирал к себе в пилотскую Егора, а Оксана все сидела и сидела рядом с гробом того, кому хотела посвятить всю свою жизнь и с которым прожила так мало.
Егорка будто бы и не понимал, что происходит. Он, вначале, безразлично смотрел по сторонам, а когда Силин привел его в первый раз в пилотскую кабину и усадил в штурманское кресло, стал с восхищением смотреть на сотни приборов, ручек, тумблеров и только потом, посмотрев через стекла кабины вниз и по сторонам, сказал:
— Красота-то какая! А земля где же?
— Так земля отсюда не видна, облачность. Вот пройдем, там и земля покажется.
— Вижу, вижу, вон там, внизу, квадратики! А это что?
— Дороги, реки, лесные насаждения.
— Прямо как на глобусе, только не круглое.
— Нравится?
— Еще как! Вот красота-то, а солнце, солнце-то в радуге, все блестит, сверкает.
— Это мы только что в облачности шли, и винт был мокрый, он и разбрызгивает туманную пыль, — вот тебе и радуга.
— А мы высоко сейчас?
— Да нет, не очень. Всего-то километр, не больше.
— Отведите меня к мамке, ей там одной скучно и страшно.
И так повторялось несколько раз. И каждый раз Егор замечал все новое и восхищался все больше и больше.
Силин не успокаивал больше Оксану, да и говорили они мало, а приведя последний раз Егорку из кабины в грузовой отсек, все же не выдержал, сказал:
— Я не знаю, как сложатся дальше наши судьбы. Вы уедете в Голодаевку, а потом в Воронеж, но я тебе хочу сказать, и запомни это: все сделай, чтобы Егорка стал пилотом, нутро его для этого приспособлено, он рожден летать, душою — летчик.
— Господи, Анатолий, о чем ты сейчас говоришь, разве об этом надо?
— И об этом тоже, жизнь не остановится, через каких-то двадцать минут мы пойдем на снижение, а через два часа расстанемся. Я вернусь обратно, а вы пойдете своей дорогой, но то, что я сказал, ты запомни, пожалуйста!
А Егорка все смотрел и смотрел в иллюминатор, пока вертолет не стал снижаться.
— Мамка, смотри, там, слева дорога, а внизу, правее, маленькая роща. Это там, да?
— Прилетели мы, Егорушка, запомни это место, оно было, есть и останется на всю нашу жизнь святым. — Подняв огромный столб пыли, вертолет плавно приземлился метрах в десяти от березок. Открыв задний люк, военные выкатили вначале телегу с гробом, а потом Силин, сев за руль, выгнал машину.