А вчера так уж, действительно, странный разговор произошел у него с соседкой своей по даче, Ольгой Никитичной Голубевой. Оказалось, что она родом из Крыма, притом хорошо знает Старый Крым. А когда Кузнецов рассказал, где стоит дом его предков, Ольга Никитична так побледнела, что даже видавший виды разведчик испугался за нее.
— Что с вами. Ольга Никитична, вам плохо?
— Ничего-ничего, Это бывает, сердечко пошаливает.
— Так садитесь рядышком, отдохните, небось, за день намаялись, тут работы — непочатый край. Я вот уже не могу, внуки по субботам налетают, а вы, я вижу, все одна и одна. У вас, вроде бы, сын есть, женился, что ли? Не видно что-то.
— Да как вам сказать: и женился, и «что ли».
— Ну-ну, запретная зона, так сказать, понимаю, понимаю. У меня у самого в свое время этих зон было предостаточно.
— Да нет, не совсем и запретная, люди сейчас так живут: даже рядом квартиры, а друг о дружке ничего не знают.
— Это так, вот мы с вами лет семь рядом дачи имеем, а только сегодня и узнали, что вы моя, можно сказать, землячка.
— Да больше, вот вчера исполнилось десять лет, я хорошо помню эту дату: сыночка моего первый раз посадили.
— Да что вы говорите?! Я его, вроде бы, видел тут несколько раз.
— Так он в колонии вначале сидел, тут рядом, в Люберцах, отпускали, часто муж забирал.
— Я что-то запамятовал: отчего Олег Иванович умер-то?
— Ну, как было написано в заключении: от острой сердечной недостаточности. Короче, лег спать, а утром — труп.
— Это в Египте было?
— Да, в Каире, впервые с ним не поехала. Кинулась за сыночка, да уже поздно было: мамочка моя, царство ей небесное, свое дело сделала.
— Как это понимать? В плохом или каком смысле?
— Конечно, в плохом, из-за нее и отец мой умер, из-за нее я с хорошим человеком развелась. А вы когда в этом доме жили, Владимир Иванович?
— Вы имеете в виду в Крыму? Собственно, я там и не жил, там жила моя бабушка, Софья Ивановна, — прелестнейшее создание. А мы приезжали к ней всего два раза. А вы когда?
«Господи, — подумала Ольга, — сказать или не сказать?» И все же она не сказала. Она не могла понять: какие нити связывали Владимира Ивановича и Ивана Исаева. А что эти нити были, она почувствовала всем своим существом.
— У меня сын родился в Феодосии, примерно в это же время, хотя я тогда училась в университете, тут, в Москве, родители-то жили в Крыму. Это потом мы дом в Раменском купили, вот так и оказались вашими соседями.
— Куда же этот «хороший человек» подевался?
— Да как вам сказать, своей судьбой-дорогой пошел, я о нем больше ничего и не слышала, хотя хотелось очень.
— Видать, любили вы его.
— Не то слово, это какой-то кошмар был. Увлеклась в университете. Он преподаватель — кандидат: машина, роскошь, поездки за границу, пять лет пролетело, как один миг. Опомнилась, когда сына первый раз милиция задержала.
— Сколько же ему лет-то было?
— Двенадцать и было. Оказывается, и он отца не забыл.
— Так, значит, у вас от первого мужа ребенок этот?
Ольга поняла, что проговорилась, но было уже поздно, поэтому она заторопилась и, сославшись на «кучу дел», ушла.
Глава четвертая
— Мамка, мамка, смотри: Андрейка едет! — кричала Оксана, махая листком с телеграммой.
— Чего ж ты так кричишь, гляди: люди смотрят.
— Ну и пусть смотрят, — уже тише, но все, же возбужденно и радостно продолжала девочка, взяв мать под руку, — а ты опять на кладбище ходила?
— Ходила, сорок дней прошло. Может, на почте перепутали, Егор должен приехать, а не Андрей.
— Как же — не Андрей, смотри, и штамп стоит. Из Орла телеграмма.
Зашли в квартиру. Оксана Ивановна сняла черный платок, покрывавший голову, взяла со стола очки, села на диван и прочла телеграмму.
— Ну, вот и хорошо все складывается. Егор приедет, Андрей. У тебя занятия закончились и мне тут летом делать нечего. Поедем все к Петру с Павлом, — у них дел невпроворот: и стройка, и поля!
— Ура-А-А! — закричала Оксана и поцеловала мать в щеку.
— Ты чего так обрадовалась? Слушай, Оксана, ну-ка сядь, пожалуйста, рядом. Ты все-таки кого любишь? Павла или Петра?