— Что «если бы»?
— Двое из той банды сволочей тебя знают, а одному ты давно нравишься.
— Кому же, например?
— Гущина такого знаешь, Ваньку?
— Рыжего верзилу?
— Ну да, его самого.
— Так он же из тюрьмы не вылезает!
Подойдя к дому, где жила Настя, остановились.
— Я тебе сказал, а ты делай вывод. Этот Гущин сжалился над тобой и предложил замену. Тогда ваш Витька сказал, что сожжет дачу или дом, я тут точно не знаю.
— Какой дом? Какую дачу? У нас ни того, ни другого нет!
— Я откуда знаю, так мне передали, или, можно даже сказать, я случайно подслушал.
Настя, ничего не сказав, скрылась в своем подъезде.
«Какой ужас! Родной брат проиграл, не может такого быть! Я же его на руках когда-то, как куклу, держала, поила, кормила, играла, и чтобы меня! Не верю! До какого же состояния можно дойти!» — думала Настя, поднимаясь по лестнице.
На площадке, где располагалась дверь ее квартиры и еще трех, стоял мальчик лет десяти-двенадцати.
— Ты Настя? — спросил он грубо и строго.
— Я, а что?
— Вот! — мальчик передал сложенный вдвое лист бумаги. — Велено ответить немедленно.
Когда Настя взяла листок, мальчик поднялся этажом выше и там притаился.
«Чувиха, советую тут же прийти к летней эстраде, иначе... — крупными, почти печатными, буквами было написано на листке, а чуть ниже две буквы, — И.Г.». «Иван Гущин», — тут же расшифровала Настя.
— Никуда я не пойду, так и передай! — громко сказала Матыцина и стала открывать дверь в квартиру.
— Тогда вашему дому — хана, — сказал мальчик, проходя мимо нее, и спустился вниз по лестнице.
— Какому дому? — спросила Настя, но мальчик, хлопнув входной дверью, выскочил на улицу.
Настя зашла в квартиру, сняла туфли и надела тапочки, открыла холодильник и, не увидев там ничего съедобного, переодела платье, помыла в ванной руки и открыла дверь кухни. Села на маленький стульчик, взяла нож, пододвинула ближе ведро с картошкой и стала ее чистить.
«О каком доме они все говорят? — думала Настя и вдруг поняла. — Неужели дом дяди Виктора на Чулыме?!» Бросив картофелину, выскочила на улицу. Почти бегом побежала в сторону летней эстрады. На самой площадке и возле нее — никого. Настя постояла, огляделась по сторонам — никого. «Надо ехать на Чулым! Сейчас же, немедленно! Поезд идет через три часа. А если они на машине? Нужно позвонить. Но кому? А если на почту? Просто сказать, что может произойти трагедия, неужели не поймут? Скорее, скорее, — командовала себе Настя, — нужно успеть!» В этот момент что-то тяжелое ударило ее по голове. Светло-оранжевые круги поплыли у нее перед глазами, и девочка упала тут же, между скамеек.
— Смотрите, кто же ее так?! — говорила пожилая женщина, поливая на голову Насти водой. Вторая стояла рядом и безучастно смотрела на окровавленную голову девушки.
— Шляются с кем попало, а потом вот это, — наконец грубо ляпнула.
— Помоги же! Что болтать, коли не знаешь! «Скорую» надо, похоже, глубоко ее стукнули.
Но в это время девушка очнулась. Удивленно переведя глаза с одной женщины на другую, она, резко вскочив, пробежала шагов десять, упала, потом, снова, поднявшись, побежала вниз к трамвайной остановке.
— Видала! «Скорую»! Курва она! Видать схлопотала за дело, раз сама удирает.
Глава семнадцатая
А на даче Владимира Ивановича происходил такой разговор:
— Да вот дела, расскажи кому — не поверят. А Егор, действительно, на отца похож, как две капли воды. Я Ивана и видел-то всего два раза, но когда догнавший меня лейтенант задал свой первый вопрос, я сразу его признал.
— Не совсем и сразу, но быстро — факт.
— Так говорите: погиб Ваня... Иван Егорович. Господи, какая трудная у него судьба была! А тут я еще помогла, хотя и наказана потом жизнью.
— Все мы чем-то наказаны: одни — за дело, другие — просто так, а третьи — так совсем ни за что, — сказал Владимир Иванович, — вот Ванька ваш за что по тюрьмам шатается?
— Из-за меня, да-да, из-за меня, я в этом виновата, все по заграницам шастали с муженьком, царство ему небесное, а сына бабка воспитывала. А вначале золотым ребенком рос. Бывало, встречают меня на вокзале, он еще ходил плохо, а Ваня его за обе ручки возьмет, а он смеется и, еле передвигая ножками, семенит ко мне.
— Как, Ваня? Это отец мой, что ли?
— Конечно же, Иван Егорович!
— Значит, Иван — мой брат? А где он сидит, не в Саратове ли? А его жену зовут Зина?!
— Вы что? Может, для одного дня хватит открытий? Откуда тебе-то, Егор, известно все это? — удивленно произнес Кузнецов. А Ольга Никитична даже подалась вперед и округленными глазами все смотрела на Егора.