— Так вот автобус стоит, садись и дома, он наверно сейчас и пойдет.
В автобусе сидело человек десять, все о чем-то оживленно говорили...
* * *
— Ну что? Может, мало тяпнул для храбрости?!
— Да нет, все сделано, как надо, сейчас полыхнет!
— А чего ждать-то? Надо когти рвать! — заерзал водитель.
— Чего гоношишься? Успеем, отсюда километра два будет. Тебя, Виктор, никто не видел? А если и видел — это твои проблемы, мы тут не причем!
— Я огородами, никто не видел. Там сена в конюшне навалом было, сделал к ней дорожку и зажег, закрыл дверь, кошка там была, такая серая, большая. Да вот уже дымит, глядите!
— Ага, вижу, ну что, считаем, что заплачено. Как, кореша?
— Рвем отсюда! Да не туда, дурак, нужно по другой дороге, «лучше дальше, но лучше», — говорил чувак Ленин. Виктор, знаешь Ленина? Не знаешь. Вот сядешь, узнаешь, там делать нечего будет — поизучаешь.
— Так прямо и сяду, за свой дом? Если даже и узнают — я свой дом спалил. Налей, Иваныч, стопарик!
— Налей ему — заработал!
«Вольво» резво взобралась по проселку на сопку и, повернув направо, понеслась в сторону Красноярска.
— Гляди, как полыхает! Красота! — закричал водитель, — Ну, Витяня, ты даешь! А если вся деревня сгорит, там, небось, дома-то все деревянные!
— Заткнись, — прохрипел Гущин, — стань на секунду, отлить надо, заодно и поглядим.
Остановились, вышли. Виктор смотрел осоловелыми глазами на зарево пожара и ухмылялся.
— Один В-в-виктор построил, а другой — спалил, ха-ха, как горит! До небес д-достает.
— Гляди, гляди! Что это?! — снова заорал водитель, указывая на небо в сторону зарева. — Будто вертолеты!
В небе, прямо над заревом, действительно, висело несколько сверкающих шариков, а от них, вниз, были прочерчены темно-серые полосы.
— Пожарные вертолеты вызвали, надо сматываться!
— Какие там вертолеты! Совсем не похожи, это же НЛО.
— Давай-давай, фантазируй: НЛО, рвем когти, пока не поздно! — Машина рванула с места и скрылась в ближайшем ельнике.
* * *
— Видать затушили, раз возвратились так быстро, — сказала сидящая спереди старушка.
— А вот шофер к ним пошел, небось, узнает.
Вошла в салон Настя, на ней повязанная легкая косынка, чтобы скрыть бинты на голове, села на пустое сиденье.
— Девочка, ну как там, не слышно: затушили? — обратилась к ней рядом сидящая женщина. Настя недоуменно посмотрела на нее.
— Да вот шофер идет, спросим.
Подошел молодой парень и заглянул в кабину «ПАЗика».
— Ну как там, Петро? Деревня-то цела?
— Цела, цела, там такие страхи рассказывают пожарные!
— Чего рассказывают?
— Да смех и только! Будто Господь Бог затушил пожар, говорят: с неба струи лились, один дом все же сгорел, а могла сгореть вся улица. Ну, поехали, что ли?
Настя вдруг вскочила и почти выпрыгнула из автобуса.
— Чего она? Чуть дверкой не придавило!
Глава двадцатая
И тут грохнула дверь купе, возле которого, перешагивая через лежащих охранников остановился Егор. На него в упор глянули серые навыкат испуганные, действительно, напоминавшие козлиные, глаза. Круглая скуластая напудренная жирная морда, с небольшим горбатым носом и пухлыми расшлепанными губами, высунулась из-за двери и тут же хотела скрыться обратно, но не тут-то было! Нога Егора уже преградила путь серой, с никелированными ручками, двери.
— Выходи, баран! Козел вонючий! Шевелись, давай! — Сделав шаг вперед, человек вышел из купе, но там что-то зашевелилось, задвигалось. Егор, молниеносно бросив туда гранату, закрыл дверь. Рвануло несильно. Вагон, чуть качнувшись, как и прежде, плавно катился по рельсам. А Егор держал в руке уже другую гранату.
— Ты знаешь, козел, что глава правительства, прикинь, правительства Финляндии ходит без охраны. А ты кто? От кого охраняешься?! От своего же народа?! Значит, и от меня?! Но от меня не спрячешься! Вот он — я! А вот твои телохранители! Гляди, как я их сейчас поджарю! — И Егор бросил на пол гранату. Та завертелась прямо у головы одного из охранников. Губернатор дернулся, но выстрел Егора остановил его.
— Вот смотри, был я, а через три секунды не будет, но ты, только ты будешь меня помнить, и никто другой!
Граната хлопнула и, развалившись на части, зашипела всеми своими осколками, наполняя вагон сладким, чуть приторным светло-коричневым дымом.