Поуп грустно посмотрел на него.
— Твоя взяла, — сказал он. — Ступай туда.
Рой взволнованно спросил:
— Со своей битой?
Поуп кивнул и посмотрел в сторону. Рой взял Вундеркинда и вышел в свет прожекторов. Голос судьи, объявившего его имя, потонул в восторженном реве трибун. Хотя Рой не выходил с битой на поле всего три дня, они показались ему долгими годами. Он чуть не заплакал, подумав, как давно это было.
Лон Туми, похожий на медведя питчер «Волчат», который дважды за последние две недели хорошенько приложил Роя, с улыбкой смотрел на него сквозь свою перчатку. Кинув быстрый взгляд на Фаулера, стоявшего на второй базе, он покрутил мяч пальцами и бросил. Рой, стоявший на своей пластине, проводил его мяч взглядом.
— Стра-а-а-йк!
Он отступил назад, по нему снова пополз страх. А что, если спад не ушел? Сколько еще может это продолжаться, сколько еще он продержится, пока не рухнет окончательно?
Туми высоко поднял правую ногу и бросил мяч. Рой не должен был замахиваться на этот «неправильный» мяч, но замахнулся, и судья, расчихавшись под потянувшим вдруг ветерком, объявил:
— Второй страйк!
Вундеркинд походил на батон болонской колбасы. Рой обругал биту, а фанаты «Рыцарей» на трибунах разразились свистом. Измученное лицо Майка Барни пожелтело.
Рою стало не по себе. Он горько жалел, что с самого начала не отложил Вундеркинда и вошел в игру не с четырьмя ударами, а с тремя ничтожными страйками, два из которых уже использовал. Как он объяснит Барни, что променял жизнь его ребенка на привязанность к деревяшке?
Леди на трибуне неуверенно поднялась на ноги второй раз. Фотограф, расположившийся неподалеку, сделал ее снимок. Это была привлекательная женщина лет тридцати, плотная, но не полная, с красивой грудью, с темными, разделенными пробором волосами, которые спадали на плечи. Репортер подошел к леди и спросил, как ее зовут, но она не ответила ему. Фанаты, сидевшие сзади, недовольно галдели: «Да сядь ты!» — но, хотя по глазам было видно, что леди обеспокоена, она продолжала стоять.
Заметив, что Туми смотрит на нее, Рой тоже бросил на нее взгляд, быстро отвел глаза, но тут же снова повернул голову в ее сторону. Ему показалось, что она улыбается ему и хочет что-то сказать. Рой внезапно догадался: она хочет показать, что верит в него. Это очень удивило Роя, и в этот момент он почувствовал, что ночь наполнилась невероятным благоуханием.
К нему стремительно летел мяч. Туми сделал очень быструю подачу. Рой отклонился назад и, замахнувшись, встретил мяч ударом.
Часть публики уже потянулась к выходу. Майк Барни плакал, уже не скрывая слез. Ушла и леди, рассеянно натянув белые перчатки.
Мяч проскочил между ногами изумленного Туми и пошел над землей. Игрок на второй базе, повалившись спиной на траву, собирался схватить его, но мяч пролетел над его напрягшимися пальцами, проскочил полосу света и исчез в темноте, как белая звезда.
Поникший Туми смотрел в ночное небо.
Рой пробежал по всем базам со сверкающими огнями и развевающимися флагами и под торжественные гудки сделал круг по инфилду. «Рыцари», высыпав из своего дагаута, хлопали его по спине, а сотни их болельщиков прыгали по всему полю. Встав на пластине, Рой помахал шапкой пустому сиденью, где прежде сидела леди.
И, хотя в последней части девятого Фаулер обыграл «Волчат» под ноль и считался виновником победы, все знали, что только Рой спас жизнь этому мальчику.
Айрис казалось совершенно естественным ждать его здесь, на траве парка. Рой занимал ее мысли так часто в последний месяц, что она не воспринимала его как чужого человека, хотя на самом деле он был совершенно чужой. Она вспомнила, что накануне ночью заснула, думая о нем. Она смотрела тогда из окна на звезды и не заметила, когда они растворились в летнем дожде, хотя успела увидеть, как стрелы молнии пронзили облако. Хотя Айрис боялась, что молния ударит в нее, она не встала и не закрыла окно, а наблюдала, как огонь прорезал небо и исчез за горизонтом. Ночь была нежной и душистой. Надев платье, Айрис решила пройтись по полям с маргаритками, чьи белые звездочки обжигали ее голые ноги. Она думала о завтрашнем дне — почти так же, как в шестнадцать лет.
В этот прекрасный вечер зеленые и золотистые краски неба еще сохранились над белыми зданиями на Мичиган-авеню, но уже поблекли над озером, где сгущалась синева ночи. Легкий ветерок уже доносил дыхание осени, хотя в городе воздух был раскаленным. Время от времени Айрис ловила себя на том, что иногда недовольно посматривает на часы. Впрочем, виновата была сама, так как приехала слишком рано. По телу ее пробежали мурашки, и она подумала, что не стоило надевать такое легкое платье вечером, но вскоре догадалась: дело не в вечерней прохладе, а в воспоминаниях о далеком прошлом.