Никто не удивился тому, что Голландец Фогельман вышел на питчерскую горку. Через несколько минут всем стало ясно, что он работает по-чемпионски, поскольку без особого труда расправился с первыми тремя «Рыцарями», в том числе с Флоресом, которого никак не назовешь легкой жертвой. От Роя не потребовалось пробивать, и это доставило ему облегчение. Но после того как Фаулер также снес сопротивление «Пиратов», Рой был первым во втором иннинге. Когда он прошел с Вундеркиндом на пластину, трибуны после короткого всплеска энтузиазма быстро угомонились. Все помнили четыре хоумера, которыми он уложил Фогельмана, когда в последний раз встречался с ним. В дагауте Поуп говорил с ребятами о том, что Рой умеет послать мяч далеко. На то же надеялись Ред Блоу и Эрл Уилсон на линиях баз. Однако они не знали, что у Роя кружится голова от слабости. Сердце у него неистово билось, и удары отдавались в ушах, как бывает глубоко под водой, а руки висели мертвым грузом. Вундеркинда он поднял с огромным трудом. Медленно располагаясь на пластине, Рой украдкой бросил осторожный взгляд на башню и не очень удивился, что в окне рядом с Судьей стояла, все еще в черном, Мемо и безучастно смотрела на него. Теперь он по крайней мере знал, где она.
Фогельман не торопился. Для питчера он был сравнительно невысокого роста и похож на утку своим длинным носом. У него были мощные руки и ноги, красные рукава вытекали из потертой футболки, он явно нервничал. Хотя Фогельман завершил сезон, победив в двадцати пяти играх, он панически боялся подавать Рою. Каждый раз, вспоминая те четыре жуткие мяча, один за другим приземлившиеся на трибунах, он внутренне сжимался от унижения. И знал: хотя на базе в этот момент не было никого, что если бы повторил один из тех ударов, это скорее всего поставило бы крест на победе «Пиратов» и испортило бы его триумфальный год. Поэтому Фогельман тянул время, стирал с мяча лоск, щупал швы, проверял, нет ли вздутий резины, перебирал ногами, чистя шипы на туфлях, и снял кепи, чтобы вытереть пот. Когда шум на трибунах стал все нетерпеливее и настойчивее, Стаффи Бриггз прорычал, чтобы он бросал, и Фогельман, преодолев скованность, бросил.
Бросок был резкий, сильный, но отбиваемый. При всей своей слабости Рой усмехнулся, подумав, что мог бы на самом деле сделать с Фогельманом, если бы захотел, но ударил чуть-чуть запоздало, крякнув, когда мяч разминулся с Вундеркиндом — а ведь он едва не вывернул запястья, стараясь попасть по нему, — и благополучно шлепнулся в карман перчатки кэтчера.
…Где она пропадала с самой субботы? В воскресенье впервые не пришла в больницу, хотя знала, что он выписывается. Рой ушел один, за ним увязалось несколько репортеров, с которыми он не стал разговаривать и взял такси до гостиницы. В своей комнате он надел пижаму, не переставая задавать себе вопрос, почему Мемо хотя бы не позвонила ему. В конце концов Рой уснул. Во сне он увидел ее — Мемо была в другом городе, вроде бы в Бостоне, и не узнала его, когда они столкнулись на улице, а прошла мимо. Он поспешил за ней, и ее поглотила толпа. Но Рой видел рыжие волосы и следовал за рыжей женщиной, но она оказалась крашеной, с порочным ртом и грязным взглядом. «Где Мемо?» — крикнул Рой и проснулся, думая, что она здесь, в комнате, но ее не было, и он не видел ее до тех пор, пока не заметил там, в башне.
Рой смотрел на пустые базы. Пробить сейчас, когда там нет никого, — это наименьший ущерб, который он мог нанести команде, но пальцы жгло желание поддать хорошенько. Доверять себе он не мог, так как кто знает? Мяч может улететь за ограду, куда рвется Вундеркинд, напрягая его мускулы. Фогельман попробовал послать низкий кривой, который Рой должен был принять как первый бол. Питчер бросил обманную подачу, и Рой притворился, будто чуть не свернул себе шею, пытаясь поймать этот мяч.