Войта никогда не бывал в помещениях замка, не говоря о покоях господина Глаголена, а повели его прямо в святая святых — в башню, где хозяин предавался мрачению и творил свои страшные оккультные опыты. Опытами Войту напугать было трудно, и если поначалу, с год еще назад, он испытывал что-то вроде любопытства, то теперь ему было без разницы, чем господин Глаголен занят в своей башне.
Воевода Войту не подгонял, даже поддержал раз-другой под локоть, когда тот спотыкался босыми ногами о высокие каменные ступеньки. Ходить босиком Войта так и не привык — с детства носил обувь, отец мог себе позволить обуть всю семью, — особенно по камням, по брусчатке дворов и, конечно, по ступенькам. Лестница шла внутри стены по кругу, крутая и узкая, освещенная бледным светом лунных камней, — Войта не сразу понял, что воевода зажигает их впереди и гасит, едва они скрываются за поворотом. Под конец Войта запыхался и совсем ослаб — из-за раны, из-за того что крови много вылилось, — а потому запнулся о порог двери, которую перед ним распахнул брат воеводы, шедший впереди. Не упал, но, в общем, ввалился на верхний ярус башни совсем не так, как собирался, а собирался он это сделать гордо и с достоинством, которого и без того не много оставалось.
Ничего особенного он не заметил: лаборатория как лаборатория, чем-то похожая на его собственную, только побогаче, — никаких младенческих тел, человеческих сердец и заспиртованных уродцев, о которых шептались в замке. Господина Глаголена он видел и раньше, правда только издали: не старый еще был человек, сохранил и прямую осанку, и горделивый разворот плеч, брюха не отрастил, разве что седые волосы основательно поредели.
Глаголен стоял перед высоким лабораторным столом, коротко взглянул на Войту и тут же снова опустил глаза на рукопись, которую читал. Воевода кашлянул раз-другой, и хозяин не глядя махнул ему рукой в знак того, что можно идти. Дверь захлопнулась у Войты за спиной, и он подумал еще, что это они погорячились: старого мрачуна можно задушить голыми руками, несмотря на усталость, рану, потерю крови… Если бы не широкий лабораторный стол…
— Магистр славленской школы экстатических практик Войта Воен по прозвищу Белоглазый… — пробормотал Глаголен и снова поднял глаза. Именно потому, что в ответ очень хотелось опустить взгляд, Войта этого не сделал. — Подойди ближе.
Войта сделал несколько шагов к столу.
— Еще ближе.
Глаголен говорил так, будто каждое слово дается ему с трудом — или ему приходится преодолевать себя, обращаясь к невольнику.
Войта подошел к столу вплотную — стол был слишком широк, дотянуться до мрачуна возможности не было.
— Это твой труд? — Глаголен через стол подтолкнул к нему рукопись.
Войта, увидев чужой почерк, хотел ответить, что ничего подобного не писал, но, прочитав несколько слов, немедленно узнал собственный опус о движении магнитных камней. Вот как… Мрачуны добрались до Славленской библиотеки? Школы экстатических практик больше нет? Или сработали шпионы?
На этот раз Глаголен смотрел на Войту пристально, не мигая и не отводя глаз. И под этим взглядом хотелось поежиться.
— Откуда вы его взяли? — Ответ на вопрос вопросом в положении Войты сам по себе был вызывающим, а он еще постарался не опустить глаза.
— Он дошел ко мне в списках. Я не смог отследить его путь от Славленской библиотеки до моего замка. Это писал ты?
Наверное, отрицать столь очевидную вещь было бы глупо — на титульной странице стояло имя Войты. Без прозвища, правда.
— Да, это писал я. — Войта чуть приподнял подбородок, вспоминая, что кроме телесных ощущений есть в мире вещи поважней.
— Я не знал, что имею в собственности столь блестящего ученого. — Мрачун сказал это вполне серьезно, без улыбки, но и без презрения. Констатировал факт. — Насколько я понимаю, этот труд не освещает и десятой доли твоих знаний в области движения магнитных камней.
Войта промолчал.
— Что ж, думаю, моя лаборатория — более подходящее для тебя место, нежели пекарня.
В глубине души шевельнулось что-то: Войта старался не вспоминать Славлену, свои опыты, лабораторию — жар, который охватывал его во время работы, азарт, которому он привык отдаваться полностью, одержимость и упрямство в достижении результата.
Впрочем, он не думал над ответом.
— Нет.
— Что «нет»? — равнодушно спросил мрачун и придвинул рукопись обратно к себе.