Будут ветки хрустеть звучно,
Йоги заплетаться во мху.
Нет! Не будет никогда скучно
Преклоняться стиху.
Можно выйти из тела,
Из проклятой комнаты, закрыв дверь на крючок,
И устроить жизнь умело,
Так, что позавидует даже беззаботный сверчок.
1913
«За старческой дряхлой рукою…»
За старческой дряхлой рукою
Разутый, разбитый пойду.
Быть может, как старец, открою
Сокрытую в тучах звезду.
И если жесток перекресток
Двух белых, двух тихих дорог,
Я буду стоять, как подросток,
Который от горя продрог…
И, взявши цветочную руку,
Припавши к цветочным губам,
Я тихую, гордую муку
Беззвучно, бесслезно отдам.
1914.
«Враг! Слово Враг! Сколько муки…»
Враг! Слово Враг! Сколько муки
В нем. Сколько ужаса в слове Враг.
Поцелуйте растянутые руки
И примите из крови знак!
Пусть безумно и страшно будет,
Пусть разумники кричат: – Идиот! –
Помолиться бы о дивном чуде,
Пока не выступит теплый пот.
Враг! Слово Враг! Сколько звуков,
Сколько звуков в сочетании букв.
Я не помню железного стука,
И ослабевших я не помню рук!
И вот только помню: поцелуй последний,
И вот только нижу – бледный лик.
И крик: жалкий привередник,
Молодой старик!
Враг! Слово Враг! Сколько мыслей,
Сколько мыслей и сколько мук.
Пусть к кликушным я буду причислен,
Вот поцелуй мой, – жестокий друг!
1913.
«Я – раб, незнающий и жалкий…»
Я – раб, незнающий и жалкий,
Я – тела бледного комок.
Удар приму от злобной палки,
Дрожа от головы до ног.
Пусть будут яростны удары,
Пусть тело бьется, как змея.
Достоин мук, достоин кары,
Достоин слез и крови я.
Одно лишь слово понимаю,
Одну молитву лишь творю:
«Сгореть», но сердцем не сгораю,
А только медленно горю.
1913.
«Вижу желтые искры и плачу…»
Вижу желтые искры и плачу,
Далеко, далеко до конца,
И не скоро еще обозначу
Душу светлым сияньем венца.
Будут искры и море немое
Золотого, святого дождя,
А в груди это сердце пустое
Затихает. Безмолвствую я.
И зову. И прошу окончанья.
Путь, как нить телеграфная, строг,
И лежу, затаивши рыданье,
У Твоих осязаемых ног.
1914.
«По дорожке иду и хватаюсь…»
По дорожке иду и хватаюсь
За деревья, за ветки, за кусты.
Я многого не понимаю,
Не люблю долгой версты.
А идти надо. В движении
Ветер сильней и острей.
Иногда у меня головокружение,
Иногда – виденье морей.
Но все это, право, не к делу,
Кто душу мою разменял?
Мне оставил черную, а белую,
Завернувши в фартук, – взял…
1914.
«Жгучий стыд до боли, до униженья…»
Жгучий стыд до боли, до униженья,
Крик сдавленный, удар и боль!
Мысли, плачи без звука, без движения
Я ненавижу свою роль.
Ужасная, убивающая середина!
Не очень хороший и не очень плохой,
С сантиментальной душой арлекина
И с игрушечной сохой.
Ах, куда мне, куда склониться,
И кому, кому мне сказать,
Что все лица, все лица, все лица
Отразили ужасную печать!
Жгучий стыд до боли, до униженья,
И обжигающий крик кнута.
Мои мысли, мои крики без движения
И головокружительна моя мечта.
1913.
«Мое сердце еще недостаточно каменно…»
Мое сердце еще недостаточно каменно,
Но я окаменения хотел,
Чтобы кровь не горела пламенно,
Чтобы я за других не болел.
И когда вдруг внезапно расчувствуюсь
И помочь безкровным хочу,
Я в сердце не каменном чувствую
Дрожание, приближение к лучу.
И молитвой тогда неумелою
Обращаюсь к Тебе, мой Бог!
Я тоскою безмозглой, безтелою
От добрости Твоей далек…
А потом, склонившись к железному
Или каменному столбу,
Я целую немного грязную,
Порыжевшую трубу.
1914.
«Я убил залетевшего в щели…»
Я убил залетевшего в щели,
Залетевшего в щели жука,
И потом на измятой постели
Я без жизни, без мысли, без цели
Больно сдавливал жилы виска.